Серебряный остров - страница 52
Они ходили круг за кругом и болтали без умолку. Несколько раз лисичку приглашали танцевать, но она отрицательно качала головой и лишь сильнее прижимала локтем руку Цырена. Порой, отвлекшись на минуту от разговора, не вникая в смысл слов, он слышал только ее голос — и тогда казалось, он знает этот голос давным-давно. Но нет… Было в нем что-то новое, взволнованное и волнующее. Он смотрел на. ее модные сапожки, украшенные пряжками, на ничем не примечательное пальто, на мужскую шапку с опущенными ушами — нет, он их никогда ни на ком не видел. Он попытался задать несколько «хитрых» вопросов, но лисичка была бдительна. Лишь однажды проговорилась, что жаль ей уезжать из Горячих Ключей, а придется — надо учиться дальше. Цырен сделал вывод: восьмиклассница. Но кто именно, так и не догадался, хотя перебрал всех девчонок из восьмого.
— Айда подарки получать, скоро конец мероприятию! — крикнул Кешка.
Подарки вручал Дед Мороз, вытаскивая их из своего бездонного мешка.
— Это тебе, лисичка-сестричка! Носи на здоровье, будь всегда такой же красивой и умной, как сегодня.
— Спасибо, Дедушка Мороз!
Она развернула пакет — на снег выпала полупрозрачная косыночка. Лисичка ловко присела, подхватила воздушный подарок и тихонько рассмеялась, точно ранним весенним утром посыпались с крыши на лед звонкие хрустальные сосульки.
— Держи, Буратино! — Дед Мороз протянул Цырену маленькую пластмассовую коробочку — карманные шахматы. — Игра мудрая и поучительная. А главное, все в ней как в жизни: и жертвы, и атаки, и «вилки», и коварные кони, и прямолинейные ладьи. И король. И даже королева.
Они снова отошли к костру, Цырен осторожно раскрыл коробочку. Все черные фигуры были расставлены по своим гнездам, из белых же возвышался в гордом одиночестве один король. «Единоличник», — вспомнилось Цырену.
— Воспитывают? — засмеялась лисичка.
— Поздно хватились. Вещь только испортили.
— Да брось ты черные мысли! Смотри-ка, записка! — Она запустила тонкие пальчики в коробку, достала свернутую бумажку и прочла: — «Важное для тебя сообщение спрятано в уключине лодки Андреева». Что бы это значило? Чушь какая-то!
Она собралась порвать записку, но заинтригованный Цырен припрятал бумажку в карман.
— Ну что, лисичка, народ уже расходится. Потопали, что ли?
— Нет, нет! Ты иди, я обещала девчонкам… Пока, Буратино!
— А как же «потр-р-рясающая тайна»?
— Какая еще тайна? Ах, тайна! Завтра придешь — расскажу.
— Где же я тебя найду?
— Разве ты меня не узнал? — Она опять рассмеялась своим особенным смехом. — А говорил…
Цырен попробовал сдернуть с нее маску — лисичка увернулась.
— Ну, это уж совсем не по правилам! Не узнал— попытайся выяснить, новый год длинный. — Она отбежала немного, остановилась, помахала варежкой — Смотри же, не проколи носом андреевскую лодку! — и затерялась в толпе.
— Очень нужно, — проворчал Цырен, направляясь по натоптанной тропинке вниз. Он решил сегодня же отыскать это «важное сообщение». Пока закончится елка, он еще три раза успеет сбегать до причала и обратно.
Записка в лодке отослала его на другой конец поселка, к старой дуплистой сосне. В дупле обнаружилось новое послание: «Чрезвычайно важное письмо спрятано в ошейнике Пирата». Этого еще не хватало! Пират — здоровенный и не очень-то общительный пес, чуть что — запросто руку оттяпает. Цырен хотел уже плюнуть, идти домой, но любопытство взяло верх. Кое-как выманил Пирата из теплой конуры, и пока тот потягивался, достал из ошейника письмо, прочел при тусклом свете луны: «Секрет хранится в консервной банке, закопанной в снегу в 25 шагах от крыльца промтоварного магазина, курс: норд-норд-ост». Цырен поплелся к магазину, отсчитал шаги, нашарил в снегу банку и, отогревая дыханием озябшие руки, прочитал: «Все узнаешь, когда в ножке своей кровати найдешь последнюю записку».
Вот так шуточки! Разве нельзя было с этого начать? Взбрело же кому-то в голову гонять человека с конца на конец поселка среди ночи! А в последней записке окажется, как обычно, «Цырен — дурак» или еще что-нибудь в том же духе.
Ребята уже спали. Он приподнял подушку — под ней лежала горстка белых шахматных фигурок. «Странно, — подумал Цырен. — Как у Шерлока Холмса». Записка, засунутая в ножку кровати, гласила: «Сведения крайне секретные, доверить бумаге не могу. Сообщу лично 2 января в заброшенном зимовье в Крестовке, 7 км севернее Сохоя. Твой неизвестный друг».