Серебряный остров - страница 62
— Да нет, я не про то. Мы с тобой друзья, просто друзья, как брат и сестра…
— И даже больше, — подсказал Санька.
— Правильно. Ты мне самый близкий друг, понимаешь?
— А, вон ты о чем! Теперь понимаю, — Санька изо всех сил постарался рассмеяться. — Так бы сразу и сказала! Да, одна девчонка мне очень даже нравится. Не как друг и не как сестра.
— Кто?! — глаза Валюхи презрительно сощурились.
Она стояла рядом маленькая, беззащитная, в стоптанных унтиках, в старой лыжной куртке, и косицы кисточками торчали в стороны. Привычная, домашняя. Чем-то неуловимо похожая на Санькину мать. Может быть, иголкой, вколотой в кармашек куртки? С тех пор, как Санька помнит себя, он всегда видел такую иголку на груди матери. А когда поселился в интернате, вместе с иголкой на Валюхиной куртке словно переехала из Сохоя в Горячие Ключи частица его дома. Не раз выколупывала Валюха этой иголкой ему занозы, а бывали такие — бр-р-р!
Не раз зашивала распластанные в играх штаны и рубахи и ворчала совсем как мать: «Господи, все-то на нем горит!»
И вот теперь он должен нанести удар Валюхе. Потому что она виновата. И потому что иначе он не выдержит. Нет, он не мстил ей, даже не думал об этом минуту назад. Просто у него не было другого выхода.
— Кто? — одними губами повторила Валюха.
Санька торопливо перебирал в памяти всех знакомых девчонок и ни на одной не мог остановиться: Валюха не поверила бы. С ним никогда еще не случалось ничего похожего, но он знал откуда-то, что должен поступить именно так. Соврать. Пусть уж лучше она его ненавидит, чем_ будут потом жалеть вдвоем с Цыреном. И когда невозможно стало дольше молчать, он вспомнил: Маринка. Конечно, Маринка, первая школьная красавица, в которую чуть не каждый третий влюблен! Уж тут-то Валюха не усомнится. И он выдохнул:
— Маринка.
— Ах, вон оно что! — Валюха гордо вздернула нос, и Санька понял, как больно ударил. — Давно?
— Всегда, — покорно сообщил он. Дальше врать было уже легче. — А особенно в эту поездку. В каникулы.
— То-то все вокруг нее вертишься. Нашел то-же… — И вдруг спохватилась, прервала себя на полуслове: — А как же я?
— Ты? Но ты же просто друг. И сестра. И потом… Ты ведь с Цыреном, тебе все равно. Ладно, побегу. Пока…..
И оставил ее одну в пустом полутемном коридоре.
Рудик с Маринкой по-прежнему наклеивали фотографии, будто в мире ничего не произошло. Он уткнулся лицом в замороженное окно, и по щекам его прокатились две горячие капли.
— Ты чего там, Саня? — спросила Маринка. — Иди помогай, а то до ночи прокопаемся.
Он промолчал. Маринка подошла, положила на плечо наманикюренные пальцы.
— Господи, Санька! Что с тобой? Что случилось, сумасшедший? Рудик, не видишь, человек плачет!
Санька досадливо стряхнул ее руку.
— Привязалась! Ничего я не плачу. Ногу зашиб на лестнице.
Рудик глянул на него исподлобья:
— Наверное, на той самой ступеньке?
— А то еще на какой, — подтвердил Санька, хотя понятия не имел, о какой ступеньке речь.
— Уже неделю твержу: надо починить, — объяснил Рудик. — Я позавчера тоже расшибся. А в субботу тетя Дуся…
Санька смотрел на стенд, но не видел ничего, только ее, Валюху. Как он мог? Обидеть, обмануть, предать — и оставить одну в этом гулком темном коридоре? Ее — маленькую, беззащитную, загородившуюся руками от его слов, точно от удара? С этой иголкой в курточке? С глазами, полными слез? Как он мог!?
Санька рванул дверь, выскочил в коридор, чтобы выяснить, уладить, вернуть. Но Валюхи уже не было.
Павел Егорович, накинув на плечи полушубок, стоял у окна своего крохотного директорского кабинета. Сквозь проталину в ледяном узоре виднелась только сосна на пригорке да часть двора с крыльцом — весь остальной мир стерла, поглотила метель. С воем и посвистом набрасывалась она на школу, так что прочное деревянное здание сотрясалось, швыряла пригоршни колючего снега, стучала задранной на крыше жестью. Похоже, непогода и не собиралась униматься. Вот уже третий день словно белую марлю натянули за окном: ни поселка, ни леса, ни Длинного мыса, лишь снег, снег…
Павел Егорович не случайно поглядывал в окно и прислушивался к завыванию пурги — грызла его забота. В четверг принесли радиограмму: «Двадцать третьего февраля приехать не смогу, задержали дела, ждите двадцать пятого в семнадцать ноль-ноль. Матвеев». Двадцать пятое сегодня, школа ходуном ходит, все готово для встречи со славным земляком, Героем Советского Союза полковником Матвеевым, а дороги перемело, ни одна машина из районного центра не пройдет. Вот бы танк! Но откуда возьмется танк в этой глуши…