Серийный убийца - страница 6

Заголовок одной статьи привлек мое внимание, и я внутренне застонал, прочитав его.

"Корпорация Грей расформировалась за одну ночь."

Далее шло описание, как компания, в конце концов, полностью обанкротилась, того, что в главном офисе и по частным резиденциям генерального директора уже шерстят кредиторы, ища все, чем можно было бы поживиться.

К статье прилагалось фото, выглядящего крайне изнеможенно молодого человека и женщины рядом с ним с младенцем на руках. Они стояли на тротуаре возле жилой башни, а возле них стояли чемоданы. За их спинами стоял кардиохирург моего отца, выглядя более чем безутешно. Человек, которому предполагалось, что я помогу, тот, кого я определенно подвел.

Я абсолютно забыл о договоренности, об этой небольшой услуге с моим отцом, я забыл о той маленькой дерьмовой компании техников, которую должен был спасти, дабы папа смог чрезмерно гордиться, будто суперзвезда перед своими друзьями в загородном клубе. Я забыл о его друге хирурге со всеми его миллионами, застрявшими в этой вышеуказанной компании техников.

Прочитав статью, я сложил газету дважды пополам, а затем убедился, что края совпадают в одну линию. Положив ее на свою прикроватную тумбочку, я схватил пушистую, сбитую подушку, прижал ее к лицу и заорал:

— Бляяяяяяяяяяядь!

Закончив кричать, я осознал, что выпустил немного накопившейся внутри тревоги, потому положил подушку на место; от влажных очертаний рта и моей слюны на ней осталось заметное мокрое пятно.

Я опустил ноги на пол с одной стороны кровати и какое-то время сидел так абсолютно неподвижно.

Я знал, что мне придется встретиться с отцом, взглянуть ему в лицо и вынести его гнев.

Я больше не был ребенком и не боялся его, он ничего не мог мне сделать. Он больше не мог раздеть меня перед домиком для персонала и избивать так, чтоб мои раны не заживали несколько дней.

Мне больше не пришлось бы спать на животе, пока девушка филиппинка прокрадывалась в мою комнату, чтобы обработать мои гноящиеся раны.

Хотя нужно отдать ей должное, она реально хорошо заботилась о моих увечьях, в конце концов, не осталось ни одного шрама. Я так и не узнал, что за мазь она наносила на мои следы от ударов плетью, но средство и правда было чудотворным.

Однако, зная, где были раны, я все еще мог прикоснуться к коже спины и ощутить под ней небольшое уплотнение ткани.

Не думаю, что Зверушка замечала это, когда вонзала ногти мне в спину.

Я рассеяно ухватился за свой член и начал его поглаживать, думая о ней, моей маленькой дерзкой девочке, вступившейся за меня, тогда как никто не сделал бы этого.

Я слышал, как она поет на кухне, слышал, как стучат и дребезжат тарелки и кухонное оборудование, и почувствовал небольшой прилив каких-то абсолютно новых чувств.

Не знаю, было ли это счастьем, но это точно было связано с моим твердым, как скала, членом и тем, что мне необходимо было трахнуть Зверушку.

Я встал и направился на кухню, поймал девушку сзади, задрал вверх ее халатик и погрузился в нее раньше, чем она смогла вымолвить хоть слово.

Моя рука зажимала ей рот, приглушая крики удовольствия девушки, пока я изливал в ее влагалище свое разочарование и тревоги. Я выпустил из себя весь негатив до последней капли; это позволило мне забыть о той нервной энергетике, что я ощутил, когда прочитал заголовок.

Мгновение я оставался внутри Зверушки, держа руку у нее на губах и наслаждаясь тишиной. Наполнившее меня спокойствие, кажись, ощутила и она, потому что не двигалась, не пыталась разговаривать или обернуться, чтобы взглянуть на меня.

Мой член обмяк, и я выскользнул из нее, отступил на шаг и шлепнул девушку по попке, говоря:

— Я собираюсь принять душ. Поем, когда закончу.

Она выпрямилась, поправила халатик и повернулась ко мне лицом.

— Без проблем, — сказала девушка, улыбаясь, и казалось, что эта улыбка несколько натянута. Что она скрывает что-то более потаенное, но спустя мгновение это выражение исчезло с ее лица, и девушка снова стала моей Зверушкой. — Я готовлю салат с тунцом, надеюсь, ты не против.

— Я люблю этот салат, — ответил я и наклонился, чтобы наградить ее поцелуем, — ты слишком ко мне добра.