Сестрёнки - страница 47
… Вот, погляди, это тебе ничего не напоминает? — вывела она герб на экран.
— Ни малейших сомнений… Но почему она выдает себя за сербку?
— Потому что в Боснии сейчас спокойно. Она не получила бы у нас убежища… Византия. Холера ясна!
Катаржина начала рыться в книжках.
— Теперь понятно, где я видела это лицо, — бурчит она себе под нос. — Погоди… Вот!
Монография «Лица античности». Несколько томов, несколько сотен репродукций. Фреска из Мир, то есть, нынешнего Измира, созданная в девятом веке нашей эры. Практически уничтоженная, обнаруженная археологами, раскапывающими развалины византийской базилики. Тщательно составленная из нескольких сотен фрагментов. Некоторых из них так и не удалось найти. Золотоволосая, синеглазая девушка держит в руке восковую табличку и стилос. В фоне — виноградная лоза[62].
— Боснийская княжна Моника Степанкович, — Станислава бледнеет. — Нет, это невозможно.
— А ты можешь предложить другое объяснение?
— Сетон, называемый Космополитом, мастер и приятель Сендзивоя, был первым в истории человечества алхимиком, которому удалось получить красную тинктуру или же философский камень.
— Ты уверена?
— Абсолютно. А помимо того — я и представить не могу, как это дитя смогло прожить тысячу двести лет.
— Тебе же удалось.
— Да, но меня пытались убить, в среднем, пару раз в каждые сто лет. Холера…
— А выглядит совершенно по-детски, прелестно, при том — невинно, вид ее в любом человеке пробуждает желание помочь ей, заботиться о ней.
— Удивительно, что никто ее до сих пор не изнасиловал…Ведь такая девонька — это же мечта педофила…
— А может ее и насиловали. Возможно, что и не раз… Погляди, как она одевается…
— Асексуально, — бормочет себе под нос Станислава. Современные термины звучат в ее устах совершенно чуждо. — Как будто бы она боится… С другой стороны, если она настолько хорошо управляется ножом, то сочувствую всем, кто пытался.
— Ну вот, сама видишь. Так ты считаешь, она живет благодаря чему-то другому, не философскому камню?
Стася молчит, размышляет. Неожиданная вспышка понимания.
— Она вампирица!
Катаржина отвечает веселым смехом.
— Завязывай…
— Я серьезно. Сахар помнишь?
— На пикнике?
— Именно. Сахарницу она берет, но тут же заявляет, что чай пьет несладким. Зато варенье уминает будь здоров… А знаешь, почему так?
— Она прикоснулась к ложечке и…
— И обожглась. Серебром. Вилки у нас покрыты никелем…
— В таком случае, солнечный свет давно должен был ее убить. Опять же, где ее зубищи, которыми она была бы способна почесать себе подбородок?
— По очень простой причине. Потому что все те книжки и фильмы про вампиров слишком избирательно отнеслись к наполовину легендарным народным преданиям о существах такого рода.
— А это означает, что в летучую мышь она не превращается. Бррр… Ужас…
— Но все остальное сходится. Блин, в Византии задушили несколько малолетних княжон родом с Балкан… Что же касается зубов, то славянские легенды гласят, что вампиры высасывают кровь особой присоской, находящейся у них под языком…
— Безумие.
— Иногда, дорогая моя кузина, я никак не могу распутать ходы твоих мыслей. Без особых проблем ты восприняла факт, что она живет раз в двадцать дольше, чем ты[63], но не можешь поверить в одного молоденького вампиреныша?
— Тут дело другое. В твоем случае, у меня имеются доказательства. Черным по белому. Фотографии, выполненные в течение последних ста двадцати лет, на всех них ты выглядишь одинаково. Равно как и на портрете, что висит теперь в Национальном Музее.
— А вот я считаю, что она вампирица. И мы обязаны это проверить. Пока не случилось несчастье.
— Что еще из всех этих легенд может оказаться правдой?
— Вампир — это хищник, такой же, как куница или ласка. Наверняка она очень быстрая, у нее ловкость кошки, скорость рефлексов, до которой нам далеко. Она сильная, гораздо сильнее нас… И наверняка не страдает угрызениями совести.
— Так нам что: угостить ее осиновым колом, стреляя из-за угла из самострела?
Станислава какое-то время молчит.
— Нет. Несмотря ни на что, мы обязаны с ней поговорить…
— Если все так, как ты говоришь, то мы сильно рискуем.