Северные рассказы - страница 21
На судне жизнь шла своим чередом. Вахтенная команда, находясь на местах, четко, как хорошо слаженный механизм, выполняла многообразную сложную работу. Кок готовил на ужин одно из своих классических блюд; которые, как всегда, вызывали неподдельное удивление не только всего судового состава, но и самого автора кулинарного произведения. Но кок невозмутимо оправдывался, ссылаясь на «продукт» и какой-то «заворот» в камбузе. Команда же была другого мнения, и в глубине души все подозревали, что этот непризнанный «шеф Кузинье» в недалеком прошлом плавал такелажником, так как все его классические блюда сильно походили на такелажные произведения.
В маленькой, тесной, как папиросный ларек, кают-компании командного состава собрались все свободные от вахты и, сидя на узких диванчиках у маленького стола, обсуждали свои морские разные разности.
Потрескивал чугунный камелек, выбрасывая иногда из дверцы желтоватый, пахучий дым каменного угля.
Старший механик Петрович, сидя в уголке между диванчиками, лениво растягивал видавший виды баян.
Корпус судна мерно покачивался под бодрые перестуки гребного вала. Капитана, старого архангельского помора, Дмитрия Михайловича в кают-компании не было. Он стоял на мостике, поминутно беря компасные пеленги на мыски островов и тревожно поглядывая на кромку льда, находящуюся недалеко, по правому борту судна. Ветер крепчал, заходя к норд-норд-весту. Шел мокрый, липкий снег, покрывая палубу и весь такелаж бело-серым, пропитанным водой налетом.
В кают-компании разговоры смолкли. Каждый задумался о своем. Петрович, растянув исцарапанные мехи баяна, так и задремал. Казалось, что вот сейчас грянет плясовая, но вместо нее послышалось только мерное, сладкое похрапывание, и баян натужливо вздохнул сложным аккордом.
Тишину нарушил Дмитрий Михайлович. Потопав у порога сапогами и стряхнув мокрые комья снега, он протиснул свой скользкий полушубок в узкую дверь и, присев на корточки перед камельком, стал как-то очень внимательно и озабоченно шуровать в нем кочережкой. Весь его вид, а главное внимательно-озабоченная возня с печуркой для привыкших друг к другу людей говорили многое.
Все насторожились и подтянулись. Петрович, охнув мехами баяна и очнувшись от дремоты, выжидательно уставился своими выразительными цыганскими глазами на командира.
Наступила пауза.
Аккуратно поставив в угол кочережку, Дмитрий Михайлович заговорил. У него был тихий, сиповатый голос с типичным архангельским говорком. Такие голоса слушаются почему-то особенно внимательной.
— Да… погодка! Прямо скажем, неправильная. Как бы нас не поджало к Джексону. Место-то уж больно неинтересное. Мы сейчас подходим к заливу Де-Лонга, а на траверзе у него мелкие островишки и банки. Ветер на Запад сворачивает, и кромка уже ползти начала. Как бы нам тут в ловушку не попасть. Уйти мористей… кромка льда мешает. Под берег зайти — прижать может и раздавить, как скорлупу. Давайте, товарищи, обсудим этот вопрос производственно. Думается мне, что хоть и рискованно, а придется зайти отстояться в залив Де-Лонга. Ветер крепчает, и проскочить мимо Джексона не успеем.
Дмитрий Михайлович умолк и, скинув ушанку, устало присел на край дивана, протянув мокрые, застывшие руки к камельку. На его аккуратно подстриженных усах блестели капли воды. Все задумались. Каждый отлично понимал, что сейчас, осенью, когда уже начинается интенсивное образование молодого льда, а старый лед начинает смерзаться, быть затертым здесь, на 82 градусе северной широты, это по меньшей мере значит зимовать или вызывать из Мурманска на выручку мощный ледокол. И то и другое мало улыбалось всем присутствующим.
Обстановка, так просто обрисованная капитаном, была всем совершенно понятна, и не было оснований задавать вопросы. Пока длилось молчание, на трапе послышались шаги и в дверях появился вахтенный матрос.
— Товарищ капитан! Рулевой просит вас подняться наверх. Лед подходит. — Обстоятельства сами собой подсказывали решение задачи.
Дмитрий Михайлович внимательно оглядел всех присутствующих и, нахлобучив шапку, протиснулся в дверь. За ним поднялись наверх и все остальные. На диване остался забытый баян да тихо сипел чайник на камельке.