Северные рассказы - страница 24
Но мы не унываем. С бодрыми шутками и здоровым смехом кипит работа. Вахтенные сменились, но никто не идет — отдыхать. На судне нет ни одного свободного человека. Все на льду. Даже кок, забыв про таинственный «заворот» в камбузе, орудует на льдине пешней. Его вид весьма живописен. Из-под ватной тужурки торчат полы поварской куртки, на голове снежно-белый колпак, а на ногах кухонные тапочки.
Снова рында отбила смену вахты. Продвинулись еще на несколько десятков метров и миновали айсберг. Судно то ударялось форштевнем, то откатывалось для разбега назад, но упорно двигалось вперед. Останавливаться нельзя, так как моментально сомкнется за кормой майна, сократится разбег, а без него, одной силой машины, бесполезно пытаться пробить сплоченный лед.
Дмитрий Михайлович бессменно стоит на мостике, а иногда даже перебегает на самый нос, чтобы разглядеть, что под ним творится. Отдав несколько распоряжений, он снова появляется наверху и управляет работой судна. Корпус весь стонет от ударов о лед, но дубовая обшивка прекрасно выдерживает эту колоссальную нагрузку.
После одного из сильных ударов о торосистый обломок льдины нос судна почти всеми скулами влез на лед, и «Нерпа» заклинилась, не отваливаясь назад. Долго бились, стараясь пешнями подбить льдину у бортов, но от этого судно только оседало, застревая еще больше. Обессиленные, мы расселись тут же на обломках льда и закурили. Руки и все тело ныли от многочасовой работы. Одежда намокла, обувь раскисла. День клонился к концу. Над морем опускалась сероватая, мутная ночная, темнота. Зажгли люстры и прожектор. Боцман с такелажником готовили тали и концы для заводки ледяных якорей.
Решили стягиваться с льдины собственной людской силой, помогая машиной.
Скоро из якорных клюзов, как усы, протянулись леера в сторону кормы, где были заложены в лед якоря; Люди взялись за тали и под старинную «дубинушку» с морскими прибаутками, вкладывая все силы, стали тянуть. Тросы низко гудели, как струны. Болиндер, захлебываясь, отдавал, кажется, последние свои силы, под кормой кипела вода от оборотов винта, но корабль стоял как пригвожденный к роковой льдине.
Снова переложили тали, и опять заухала «дубинушка», и опять колоссальное физическое напряжение, а результат тот же.
Перешли к талям другого борта и стали набивать их. Гак в течение двух часов измученные люди боролись за победу над стихией. Наконец, послышался свистящий шорох и тросы ослабли. «Нерпа» скользнула назад и закачалась на почти затянувшейся льдом майне.
Капитан скомандовал отбой на отдых и просушку. Более четырнадцати часов длился этот аврал на льду, а результатом были какие-то жалкие 150–200 метров; пройденного расстояния. Экипажу был дан четырехчасовой отдых, после чего работа должна была продолжаться. Только вахтенный помощник и рулевой дежурили в ходовой рубке. Стояла пасмурная, оттепельная ночь. Ветер слабо шумел в такелаже. Лед вздыхал и шелестел. Временами с моря доносился раскатистый треск и уханье. Где-то продолжалась подвижка льда.
Перезвон рынды разбудил еще ночью. Казалось, что вот только легли… и вдруг этот звук колокола. Быстро снарядившись и выпив по кружке какао с галетами, снова вооружившись пешнями сошли на лед.
За истекшие четыре часа здесь были отрадные перемены. Больше стало видно просветов воды. Льдины уже не прижимались так тесно одна к другой и легко шевелились под натиском багров и пешей. Зафыркал болиндер, и «Нерпа» тихо поползла в подготовленные каналы… Опять пришлось пробиваться переменными ходами. Машинный телеграф каждую минуту отзванивал то полный задний, то полный передний ход.
До рассвета прошли немного вперед. Здесь лед опять оказался тяжелее, но зато спасительное «водяное небо» за ночь стало значительно ближе, в миле от судна; с верхнего мостика уже была видна манящая темно-серая полоска чистой воды. Это обстоятельство удвоило силы, и работа закипела с новым подъемом. Однако радость-была преждевременной. В один из разбегов при работе машиной «полный назад» «Нерпа» вдруг дрогнула и остановилась. Напрасно звонил машинный телеграф, требуя смены хода. Дмитрий Михайлович послал вахтенного матроса узнать в чем дело. Над трапом из машинного отделения появилось осунувшееся, все измазанное маслом и нефтью лицо Петровича. Он удивленно поднял брови и развел руками. Дмитрий Михайлович шариком скатился с мостика и, сбежав по трапу на лед, кинулся к корме, на ходу крича: