Северные рассказы - страница 32

Путь до следующего объекта мы прошли борясь со все усиливающимся ветром. Начиналась пурга. Непрерывный поток воздуха мешал идти, снежная пыль залепляла лицо, била шуршащим потоком по одежде, забиралась во все ее щелки Последние шаги до мерцающей в снежной пелене над входом в очередную лабораторию электрической лампочки мы делали с большим усилием.

Лаборатория метеорологических ракетных исследований занимает ряд помещений, где производится подготовка к выпускам ракет, прием от них данных и обработка результатов наблюдений. Здесь трудится дружный и слаженный коллектив молодых ученых. Невзирая на климатические условия и трудности полярной ночи, исследователи неуклонно выполняют программу Международного геофизического года.

Когда глаз привык к окружающему, когда мы снова увидели ожерелье огней поселка, услышали доносящиеся издали говор и смех, то почувствовали, что здесь нет ночи, а только полярная зимняя темнота в природе, которая озаряется светом научного труда, жизни и быта советских людей — патриотов своей Родины, отважных исследователей Арктики.

Невольно приходит на ум история изучения Земли Франца-Иосифа.

Было много героики, трагических дерзаний и научных подвигов, но как выросла и возмужала наука и мощная советская техника, сумевшая в один сезон создать первоклассную научную станцию, оснащенную самой современной аппаратурой для всесторонних геофизических исследований. Как возмужала и выросла наша авиация, производящая полеты полярной ночью в столь отдаленные от материка районы и выполняя их буднично, строго по расписанию. Вспоминается первый в истории перелет от Москвы к Земле Франца-Иосифа. Это было в 1936 году. Зимуя в бухте Тихой, которая расположена всего в 180 километрах от острова Хейса, мы получили извещение, что к нам летят два самолета. Это было неожиданно и радостно. Самолеты в Арктике в то время были редкими гостями, а на Землю Франца-Иосифа вообще еще не прилетали. Мы старательно и долго готовились к. приему желанных гостей.

С тревогой и нетерпением мы следили за этим героическим перелетом. Все его этапы отмечали на карте и жили одной жизнью с отважными летчиками. Москва Вологда — Холмогоры — Архангельск — Нарьян-Мар — Амдерма и, наконец, мыс Желания.

С этой северной оконечности Новой Земли только один перелет отделял наших воздушных друзей от бухты Тихой. На мысу Желания бушевали штормы, и мы слышали по радио, как летчики боролись за сохранение в целости своих машин. А ведь это были легкие самолеты Р-5, одномоторные бипланы, рассчитанные на полеты в средних широтах.

Долгожданный день наступил неожиданно и для нас просто. За скалой Рубини-Рок показались две черточки: одна повыше, другая совсем низко.

Скоро мы горячо обнимали прилетевших гостей. Водопьянов, Махоткин, Аккуратов, Иванов, механики Ивашина и Бассейн были героями этого беспримерного перелета.

Нужно было иметь много отваги, мастерства и веры в успех для совершения более чем двухтысячекилометрового броска от Москвы до самой отдаленной полярной станции. Все, кто в то время зимовал в бухте Тихой, до сих пор сохранили самые дружеские и теплые чувства к участникам перелета Москва — Земля Франца-Иосифа. Но вот прошли годы. На смену старой авиационной технике пришла новая, на смену старым полярникам пришли молодые люди, оснащенные современными знаниями и методами исследований. Осталась только та же природа Арктики в своей величавой и холодной красоте. Остались те же контрасты земли, предсказанной русским ученым и случайно открытой австрийской экспедицией и с настойчивой планомерностью изучаемой советскими людьми.

Дни, проведенные нами на острове Хейса, были заполнены впечатлениями и трудовыми буднями замечательного коллектива советских людей.

БИШКА

Серая Сватья ощенилась, когда уже перестали сбегать с ледников ручьи, когда кайры со своими птенцами слетели с базальтовых скал на воду и когда в ночную пору на поверхности бухты стало появляться первое ледяное «сало».

Помет был невелик, всего три щенка — два серых, как мать, и один белый. Белого назвали Бишкой. Собственно, сначала ему дали имя «Мишка», но каюр зимовки, страдающий хроническим насморком, не пропадающим даже в Арктике, и испытывая затруднения в произношении чистых носовых звуков, невольно заменил заглавную букву.