Sex. Убийство. Миллион - страница 20
Жасмин стала все больше дрожать, ее голос стал срываться на крик, Тамара попыталась подняться, но поскользнулась о кровь на полу, Давид еще раз что-то мне сказал, но я не услышал… В одну долю секунды… Выстрел. Мне показалось, что я оглох. Я ничего не слышал. Я положил руки на голову в целях защиты. На меня брызнуло много крови. Я очень боялся поднять голову. Я боялся узнать, чья это кровь. Я чувствую, как кровь капает на пол с моей правой руки. Она была горячей.
— Уходим, — прокричал один из бандитов.
— Деньги, бл…, возьми! — сказал нервно их старший.
— Если хоть слово скажете милиции, всех убьем.
Тишина. Эти минуты, наверное, были самыми длинными в моей жизни. Я сидел на полу с закрытыми глазами весь в крови. Я не мог их открыть. Я боялся их открыть. Чья кровь на мне? Кого я потерял сегодня? Кого я больше никогда не увижу в своей жизни? Наверное, именно тогда я понял значение этого страшного слова «никогда»…
Рука Жасмин нежно взяла мою руку. Я понял, что она жива. Давид? Почему ничего не говорит Давид? Нет, нет, не может быть! На минуту я остался без кислорода. Я просто не мог дышать!
— Я жив, — голос Давида, слезы на моих глазах. Вдох. Я дышу.
Мы медленно подняли свои головы и осмотрели комнату. Была страшная картина. На полу лежала Тамара с выстрелом в голову. Без движения. Практически весь паркет был в огромной луже крови.
Она умерла сразу. Мое сердце снова пронзило слово «никогда». Я больше никогда не увижу ее улыбку, она больше никогда не будет говорить мне, что нельзя свистеть, я больше никогда не отведаю ее стряпню. Никогда…
Прошло десять минут. Входная дверь приоткрылась, зашел Хосе. Мы смотрели на него без эмоций и как-то совсем затравленно. Он сел на колени и смотрел с открытым ртом то на меня, то на Давида.
Никто не говорил ни слова.
Прошло еще несколько минут, и я тихо сказал Давиду:
— Повезло ему, что не пришел раньше.
— Странно, что он зашел сразу после ухода бандитов, — еле слышно вымолвил Давид.
Хосе нас не слышал.
— Она беременна, — сказал мне Давид.
«Она» — это его французская невеста, с которой он постоянно ругается по телефону. Эта новость повернула нашу жизнь на 180 градусов в обратную сторону и, наверное, изменила нашу судьбу навсегда. Иногда думаю, что если бы изобрели машину времени, и можно было бы вернуться назад, исправил бы я ситуацию, смог ли, и захотел ли? Что бы мы не пережили — это всегда будет лишь нашей жизнью и ничьей другой. Чему быть, того не миновать? Едва ли.
— Что ты будешь делать? — спросил я брата. Мы сидели в комнате, где стоял рояль, и Давид медленно перебирал клавиши, не наигрывая ничего конкретного. Просто звуки, исходящие благодаря чер-но-белым клавишам. Давид всегда мог выразить свои чувства в музыке, рояль понимал его душу, как никто другой, он заполнял отдельный мир в пространстве, Давид начинал играть, и рождалось что-то новое. Думаю, что музыка — это тоже жизнь, а музыка Давида всегда была написана только сердцем. Есть такая английская поговорка: «Если бы стены могли говорить». Да, они бы многое рассказали. Они смогли бы рассказать о поступках людей, о тайных заговорах, о коварных интригах и ужасных преступлениях. Они бы рассказали о великой любви, больших победах и печальных поражениях. Но, если бы вы хотели, чтобы вам рассказали о силе души, гармонии мира и бесконечности красоты, вряд ли бы вам ответили стены. Вам нужно было бы поговорить с музыкой. Она знает. Давид — тоже.
— Как что? — Давид немного удивился и перестал играть. — Полечу к ней в Париж. Буду рядом с ней. Ведь в ней МОЙ первый ребенок…
Наутро следующего дня Давид покидает так горячо им любимую Украину и начинается какой-то долгий период ожиданий, переживаний, расставаний эмоциональных и физических…
Хочу сказать, что Давид и Жасмин никогда не дружили. Это было огромное внутреннее страдание для меня… Ведь я люблю и брата, и Жасмин очень сильно. Иногда думаю, почему они начали между собой эту «холодную войну»? До сих пор не нашел ответа.
За неделю до рождения дочери Давида я в свою очередь также покидаю Украину и свою любимую Жасмин, лечу к Давиду на помощь: он расстался с французской невестой, которая, к слову, ему заявила: «Рожу и отдам тебе ребенка — это ведь и твоя дочка тоже».