Сезон - страница 18

стр.

Шульц в бытовке еще стучал костяшками домино, вагон уже раскалялся под солнцем, все вольготней чувствовали себя мухи.

— Как напарник? — Паша подсел к отдыхавшему проходчику.

— Ничего, втягивается, — ответил Шульц, ударяя по столу очередной костяшкой. — Пару смен был на отгрузке, сегодня бурить напросился. — Шульц затрясся в беззвучном смехе, задрал руки с растопыренными пальцами, изображая пугало: — После смены шарашится, как фанера на ветру.

Но не скулит, — добавил, — не сачкует… Ничо, обвыкнет!

Через неделю Деду закрыли бюллетень. Игорь уже надевал «резину», но тот вцепился в рукав куртки.

— Снимай и сквози к компрессору! Я на смену выхожу!

Игорь смутился, растерянно взглянул на бригадира. Тот медленно поднялся со скамьи, с нескрываемым злорадством вырвал куртку из рук Деда и протянул Игорю:

— Работай, а ты — пшел вон!

— Это как «вон»?! — запетушился Дед. — Болел… Все по закону и печать на месте… Права не имеешь.

Но, встретившись взглядом с Лаптевым, отскочил.

— Врежь, чо менжуешься? — из-за плеча бригадира пробасил Динозавр.

— Я б давно ему въехал — да хилый, развалится еще…

Дед побегал по двору — грозил начальником, пока светло побежал в поселок. Паша подвернулся ему возле столовой, выслушал, внимательно, глядя на носки сапог, потом посмотрел куда-то вверх, оглянулся, вздохнул:

— А я что сделаю? Нет у меня прав идти против бригады! — Шагнул в сторону, но Дед схватил его за рукав, испугано дернул кадыком:

— Вы чо, Афанасьич? До пенсии остался год. Куда я?

Паша опять пожал плечами.

— Я не директор богадельни! — стряхнул с рукава руку проходчика. — Могу перевести в компрессорщики, если бригада не будет против.

— За одно с ним, выжить меня хотите? — завопил Дед. — Так я к Отану Берибаевичу пойду…

Паша упрямо пригнул голову, чуть сутулясь, зашагал к общежитию. Не прошло и получаса, диспетчер объявил по трансляции, что начальника горного участка вызывает начальник партии. Вскоре Паша выскочил из его кабинета с лицом в красных пятнах, уехал на вахтовке на шурфы и вернулся с тремя проходчиками. Перед пузатой, обитой дерматином дверью, предупредил:

— Смотрите, если решили добиться своего, стойте до конца, а я всегда за вас.

Бригадир, Хасан и Динозавр вернулись на участок затемно. Обратно им пришлось тащиться пешком, хотя Паша битых четверть часа требовал у диспетчера вахтовку. Первым их встретил Шульц: высунулся из кабины кэша.

— Кто кого? — закричал.

Лаптев громко выругался, знал, что Дед не спит, прислушивается.

— Хана старому!

— Старый?! — презрительно сплюнул Шульц. — Этот старый всего на четыре года старше меня. — И снова спросил: — А куда его?

— Подмоем, покрасим, побреем — и на обочину. Шофера проезжать будут — подберут! — загоготал бригадир. — Или на канавки, жлоба. Там каждый за себя, на чужую шею не сядет, сколько отлопатит — столько получит.

Деда подобрал Фокин. Не по доброте души, а по расчету: проходка ствола была закончена, физической работы поменьше, а нудной — отгрузки — за глаза. Говорил, согласен за него бурить, а он вместо меня пусть уродуется на отгрузке по десять часов в сутки.

— Даром бери, приспосабливай, — скалился Лаптев. — Нам такие не нужны. — А сам гадал: чем Дед купил Фоку?


Паша как-то пожаловался Игорю на начальника партии:

— Как нам помощь нужна — так, говорит, — вы, сезонщики, — отдельное государство! Как выдрать — так иди сюда, мой подчиненный!

Горняки жили особняком, держались замкнуто, но бурильщики, что-то узнали, о чем-то догадались и пошел по партии слух: у проходчиков завал!

Пока этот слух ходил от копра к копру по буровым, вреда от него не было, одни шутки, но дошел до конторы, и начальник партии вызвал Максимова.

Ему не нравилось, что Участок почти полностью выбрал лимит крепежного леса: здесь, в пустыне, каждое бревно стоило дорого, и Отан Берибаевич очень рассчитывал на остатки.

По словам же Максимова выходило, что на его участке полный порядок. Были, конечно, мелкие неурядицы: вывалы, пару раз свод камеры обрушивался, но без таких сюрпризов, горное дело — не горное дело. Все решалось в рабочем порядке.

Отан Берибаевич не очень-то верил молодому начальнику участка, пристально всматривался в его честные глаза, думал: ворует лес, щенок, надо съездить на шурфы; проверить, что там у них. Он приехал на своем газике, сам за рулем. Открыл дверцу кабины, кряхтя, слез с сиденья: в новеньких резиновых сапогах, в белой каске, блестевшей под жгучим солнцем, как большая гладкая лысина.