Сфумато - страница 8

Всмотревшись, я узнал Митяя. Тот бросил мяч мне под ноги, и я привычным движением поймал его, прижав ногой к полу. «Было бы странно начать сейчас гонять мяч прямо тут, в квартире», – подумал я.

– Ты знаешь, я до сих пор вспоминаю вкус вишневого варенья, – неожиданно произнес Митя и, заметив мое недоумение, добавил, виновато улыбаясь: – Ну, того самого, что мы ели в сквере на Зубовской. Помнишь, прямо из банки? Ты даже ложку приволок из дома.

– Какое варенье, о чем ты?

– Ну то, что прислала Норкина мать из Волгограда.

Я попытался вспомнить, о каком варенье идет речь. Но Митя уже с воодушевлением продолжал:

– Главное, в нем не было косточек. Это феноменально! При моей скорости меня раздражает лишнее и ненужное движение, связанное с выплевыванием косточек. Кроме того, состояние моих нескольких оставшихся во рту зубов также осложняет процесс. Неосторожность движений влечет за собой опасность потерять зуб. Ты понимаешь меня?

– Да, да, – подтвердил я.

Митя будто и не слышал:

– Кроме того, я недавно вспоминал Толстого, где он описывает процесс варки варенья. Кажется, Китти учила свою кухарку, не помню, как ее звали, варить варенье без воды. Только на сиропе или соке, который отдает сама ягода. – Митяй вдруг остановился и, виновато улыбнувшись, тихо спросил: – Не понимаю, зачем я все это говорю? Видимо, я просто разволновался. Я уже и не думал, что когда-нибудь тебя увижу. Кстати, выглядишь ты совсем неплохо для… – Тут Митя сделал паузу.

– Для кого? – поинтересовался я.

– Ну, да это неважно, – отмахнулся Митя, – тем более, я только теперь вспомнил, зачем пришел. Видишь ли, завтра состоится собрание, ну, своего рода консилиум Антимирского Совета. Между прочим, я являюсь его председателем. Дело в том, что Совет будет составлен из близких тебе людей, тех, которые что-то значили в твоей жизни. Я надеюсь, ты не будешь отрицать моего значения? – И не дождавшись подтверждения от меня, продолжил: – Кроме того, меня включили в этот Совет скорее за внешние данные: за мои длинные седые волосы, бороду… Ты не находишь, что я чем-то смахиваю на Моисея? А также за другие качества, которые делают мою кандидатуру неоспоримой. Ну, ты же знаешь, что я вырос на Монтене. Многие слышали это имя, но никто из членов Совета его не читал. Поэтому я являюсь, пожалуй, единственным интеллектуалом в их понимании, так как большинство из членов Совета люди довольно простые, но с большим жизненным опытом. Причем это не всегда связано с их возрастом. В Совете есть и молодежь. Некоторые даже отбывали срок… за разное.

Митя достал из кармана кусочек сахара, положил его в рот и начал сосать, причмокивая. Его лицо озарилось довольной улыбкой:

– Да… Так о чем мы говорили?

– О тебе.

– Да. Обо мне… Ну, что я могу тебе рассказать, чего ты не помнишь?.. Ты ведь знаешь историю моей смерти?

– Семен рассказывал мне, правда, довольно сбивчиво… – ответил я.

– Ну, так слушай. В тот злополучный день я спровоцировал ссору с Катей. Ты помнишь Катю, мою ученицу? Ну, это неважно… Я взял ключ от мастерской Умнова. У меня были отношения с другой женщиной, тоже ученицей. У нее довольно странная фамилия – Хрякова. Это, пожалуй, единственный момент в ней, который снижал мое либидо, но, тем не менее, это не помешало мне назначить ей свидание в мастерской. Ты не можешь себе представить, какое это существо… необычайные тонкость и женственность. Я никогда не испытывал ничего подобного ни с кем… Короче, я приехал чуть раньше нее. В мастерской было холодно и неуютно, я стал рассматривать комнату, чтобы убить время. На стенах висели жестяные листы, на которых каллиграфическим почерком были написаны какие-то глубокомысленные изречения. Одно я запомнил, так как это был афоризм Монтеня: «Только самые умные и тонкие люди могут позволить себе роскошь делать глупости».

– Ну, с этим нельзя не согласиться, – кивнул я.

– Да, еще забыл тебе сказать, что на стене висел календарь. Я вообще с подозрением отношусь к людям, которые вешают на стену календари и любую типографскую продукцию – чушь вроде репродукций… Так вот, на календаре было шестое сентября. Я обратил внимание на цифру шесть. На двери мастерской тоже был номер – шестой. И подъезд, который я, кстати, нашел с большим трудом, тоже был шестым. Ты понимаешь? Ну ладно… Короче, я блуждал по мастерской. На всех предметах лежал слой пыли. Кровати как таковой не было. В углу, справа от грязного окна, стоял диван, накрытый серым пледом. Я прилег, пытаясь почувствовать спиной упругость поверхности. Как сейчас помню, она мне показалась удовлетворительной. Лежа на диване, я попытался понять, есть ли связь между всеми этими шестерками. Хотя в тот день было не шестое сентября, а двадцать шестое. Я заметил в дверном проеме, который вел на маленькую кухню, холодильник. Он оказался пустым, если не считать банки сгущенного молока и двух сморщенных помидоров, окоченевших от холода. В морозильнике, покрытая инеем, лежала полупустая бутылка водки. Я нашел два немытых стакана, сполоснул холодной водой, горячая почему-то не шла, или я не знал, где она включалась… Я тебя не утомляю? – спросил Митя и с виноватой улыбкой снова полез в карман за сахаром.