Шаманы гаражных массивов - страница 22
- Ты знал, что твой отец болен раком? Признайся, знал, и несколько месяцев не появлялся дома?
Витька заволновался, искоса поглядывая на люк.
- Не хочу иметь с ним ничего общего.
Антон и Машка ворвались в гараж, вопя в две глотки: "Ты смог! Ты сделал это!", готовые танцевать со своими бубнами, взывать к Солнцу и Луне, бросаться песком и одновременно бежать отсюда прочь, за край света. Антон запнулся о высокий порог и растянулся на земле. Машка бросилась его поднимать. Что ж, поспели как раз к кульминации.
- А я не хочу иметь ничего общего с тобой, - сказал я Витьке, внутренне пылая. - С вами всеми. И с вашей дурацкой магией. Я немедленно отправляюсь домой.
Вновь наступила тишина - как несколько минут назад, там, внизу. Усмехаясь про себя, я подумал, что после всего этого неделю не смогу засыпать без музыки, или хотя бы не открыв нараспашку дверь. Пусть родители ругаются, сколько хотят - ватная тишина гораздо страшнее любой ссоры.
- Предательство не прощается, - сказал Витька из-под насупленных бровей.
- Предательство не прощается, - механически откликнулись Антон и Машка. Они испуганно таращились на нас, не понимая что происходит.
- Плевать, - сказал я им, испуганным собакам, открытому люку, стучащим по крыше желудям, богам, которым в течение этих недель ежечасно клялся в верности, и всему миру.
Тогда Витька сделал шаг вперёд и коротко, без размаха, ткнул мне кулаком в нос. Как будто спустил курок. Что ни говори, а этот малый умеет драться! Я не стал защищаться, бежать, плакать. Я просто стоял, в то время как на меня сыпались удары. Потом упал и лежал под ботинком Машки, победоносно поставленным на мою грудь. История повторяется, но я... я-то уже другой. Какая-то из собак дяди Филиппа, молодая дворняга, хотела подползти и облизать хлещущую из носа и из разбитых губ кровь, но её отогнали.
- И что ты будешь делать дома? - насмешливо спросил Витька. Ему трудно дался этот ироничный тон - я чувствовал, как в нём бурлит ярость, нимало не ослабшая после того, как он пустил в ход кулаки. - Плакаться маме и папе? Хочу тебя огорчить - они всё равно разведутся. Кто-то начнёт пить, кто-то кого-то поколачивать. Так всегда бывает, с такими как мы, с шаманами гаражных массивов и городских окраин. Машка, Антон, Денис - все... чем ты лучше? Ты - такой же!
Я безучастно изучал колёсные диски, рыжие кирпичи, покрытые с одного боку мхом, а потом, повернув к нему лицо, сказал:
- Я их не бросаю. Я попытаюсь их спасти. Мне жаль твою мать, и отца тоже жаль. Ему ты уже не поможешь. У него рак, он умирает. Но ты, по крайней мере, можешь не уподобляться ему и провести последние недели дома.
Мой голос звучал невнятно из-за распухших губ, но по лицу Витьки я понял - он услышал. Глаза широко раскрылись, будто море, по которому он привык рассекать на всех парусах, внезапно обернулось бездонной пропастью. Кажется, если бы я прислушался получше, я бы услышал, как глубоко внутри от пирса отваливаются и исчезают по одному во тьме камни. Все корабли пропали, мир, который мой недавний друг так тщательно вокруг себя возводил, схлопнулся. В этот момент, кажется, и я, и Витька - мы оба, как стрелки часов одного циферблата - сделали шаг вперёд. В собственное будущее. В завтра, когда, наконец, закончится лето.
- Вон, - прохрипел он, обращаясь к двум предводителям Круга. - Пошли вон!
Антон рыл своим невообразимым ботинком землю, как бык, готовый броситься в атаку и насадить обидчика на рога. Машка умоляюще сложила руки на груди.
- Но Витя! Ты что, и правда поверил этому сопляку?..
- Мне нужно побыть одному.
Я кое-как поднялся на ноги и побрёл к выходу, оставив их разбираться между собой. С удовольствием вдохнул вечерний воздух - где-то там, в сердце умирающей рощи, которую всё равно через пять-десять лет вырубят, чтобы застроить коттеджами, духи земли и травы ткали полотно осени. Духи юности ткали зрелость. Холодок, горьковатое предвкушение сентября, ласкал мне губы.
Я проверил, не вывалились ли из кармана ключи, и пошёл среди гаражей, как рыцарь, что едет между соломенных крыш спасать принцессу от дракона - спасать свою семью. Я сделаю так, чтобы меня заметили и выслушали. Докажу им, что окреп и вырос достаточно, чтобы на меня опереться.