Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность - страница 9

стр.

К удивлению, духовная власть на «Персидские письма» не обратила особого внимания, хотя и раздавались отдельные голоса, призывавшие кару на автора. Впрочем, богословы заняты были спорами о булле Unigenitus, и им было не до Монтескье. Что же касается светской власти, то она смотрела на дело сквозь пальцы, так как самому регенту пришлась по вкусу сатира, касавшаяся непосредственно не его, а нелюбимого им Людовика и его времени. К тому же, чтение ее доставляло несомненное удовольствие; нельзя было местами не посмеяться вместе с автором, а это было главное для веселого регента. Несмотря на предосторожности, имя автора стало неофициально известно всем и переходило из уст в уста.

Глава III. Жизнь в Париже и путешествия

Салон аббата Олива. – «Клуб Антресоли». – M-lle de Клерман и храм в Книде. – Первая кандидатура в академии. – Продажа должности президента и окончательное переселение в Париж. – Подготовка материалов к «Духу законов». – Г-жа де Ломбер и принятие в Парижскую академию. – Заграничная поездка. – Знакомства. – Заметки Монтескье. – Пребывание в Англии.

Вскоре по выходе в свет «Персидских писем» Монтескье переселился в Париж. Влекло ли его сюда желание насладиться так быстро доставшеюся ему славою и известностью или же он желал, воспользовавшись тем, что теперь для него открылись двери самых известных литературных салонов, пополнить круг своих наблюдений и почерпнуть новые сведения в живой беседе с известнейшими людьми, наполнявшими эти салоны, но, во всяком случае, в Париже он бывал всюду, заводил массу новых знакомств и своим умом и обращением только увеличивал количество своих поклонников и поклонниц.

Вначале он особенно усердно посещал салон аббата Олива, но здесь он поссорился с неким священником Турнемином, желавшим играть в этом салоне первую роль и в весьма грубой форме отзывавшимся о «Персидских письмах». Монтескье мстил потом заносчивому патеру тем, что, когда при нем произносили имя Турнемина, то он самым серьезным образом делал вид, что в первый раз слышит о нем, а услужливые друзья, конечно, передавали об этом Турнемину.

Тогда Монтескье сошелся с другим кружком, поставившим себе целью изучение политических наук и политических вопросов и носившим несколько странное название «Клуб Антресоли». Дело в том, что квартира, в которой собиралось по субботам общество, помещалась в антресоли. Основателями клуба были член Французской академии аббат Алари и изгнанный из отечества после революции 1688 года английский эмигрант милорд Болингброк, человек замечательный во многих отношениях. На родине он пользовался до изгнания значительным политическим влиянием, приобретенным благодаря выдающемуся ораторскому таланту, смелости и последовательности своих взглядов и поступков. Тут собирались, кроме того, литераторы, ученые, дипломаты, члены магистратуры. Из остальных членов кружка ради его характеристики заслуживают упоминания аббат Сен-Пьер, оставивший массу проектов различных реформ, д'Аржансон, которого в шутку прозвали «государственным секретарем Платоновской республики» за мечтательный и утопический характер его произведений, Плело, составивший для клуба «Рассуждение о различных формах правления» и сделавшийся впоследствии искусным дипломатом.

Каждую субботу члены этого оригинального клуба проводили вместе три часа, причем в течение первого часа сообщались политические новости, в течение второго шло обсуждение событий дня, а третий посвящался чтению трудов или рефератов кого-нибудь из членов.

Это общество оказалось гораздо более подходящим для Монтескье, чем салон аббата Олива. Милорд Болингброк своими рассказами об Англии и английских порядках, может быть, впервые обратил внимание Монтескье на замечательные учреждения этой страны. Непринужденность во взаимных отношениях и полное внимание к противоположным мнениям делали собрания клуба весьма оживленными и приятными. Монтескье был здесь в своей сфере.

При принятии его в число членов на него, по обычаю, возложили обязанность написать и прочесть какой-нибудь реферат, и он прочел диалог «Сулла и Эвкрат», который, кажется, был уже им читан раньше в Бордосской академии.