Шарль Перро - страница 7

Уже родился и живет девять лет на свете мальчик по имени Жан Батист и по фамилии Кольбер — будущий всемогущий министр финансов, при котором в течение двадцати лет Шарль будет влиятельной фигурой в Лувре и Версале.

Шарль только издал первый крик, а его будущие соратники или враги уже давно живут на свете: Шаплену — 33 года, Корнелю — 22, Мадлен де Скюдери — 21, Ротру — 19.

Шарлю было шесть лет, когда кардинал Ришелье основал Французскую академию, членом которой он станет через 43 года.

Он живет, осваивает мир и не знает, что скоро издадут свой первый крик люди, которым суждено будет стать его врагами на всю жизнь, — поэт Николя Буало и драматург Жан Расин.

Малышу было всего два года, когда в городе Бордо сожгли заживо 120 человек. Все они якобы были колдунами, наводившими на город грозы, бури, ненастья, голод и болезни. Наука во Франции была еще в зачаточном состоянии, и Перро придется приложить много сил к ее развитию, и он станет тем человеком, который наконец запретит казни колдунов, ибо причина мора и ненастья — в другом.

Шарлю было три года, когда в Париже снова началась эпидемия чумы. Страшной незваной гостьей она придет при его жизни еще три раза: когда ему будет 10 лет, 34 года и 40 лет. Тогда, в самый первый раз, малыш не мог понять того волнения, которое охватило его семью. Все куда-то бежали, суетились, кричали, слуги вытаскивали на улицу вещи, а вскоре няня вынесла и его, одетого для дальней дороги. В нескольких каретах с обозом повозок семья Перро поспешила в село Вири. По узкой немощеной дороге, ломая ступицы колес, переворачиваясь и поднимаясь, навстречу им или обгоняя их, ехали другие обозы: знать, придворные, чиновники, буржуа бежали из Парижа в свои старые замшелые замки, в загородные дома, в поместья.

В своих арендных договорах богатые землевладельцы заранее обговаривали свое возвращение: «В случае заразы каковой, не приведи Господь, — говорилось в одном из договоров, — они (арендаторы. — С. Б.) обязуются предоставить мне (хозяину. — С. Б.) комнату в доме… и я смогу поставить в конюшню своих лошадей для приезда и отъезда, а они обязуются предоставить кровать для меня».

Когда в Париже начиналась чума, покидали столицу и король со всеми придворными, члены парламента, мэр, священнослужители. Убегали все чиновники и законники, и тяжбы решать было некому.

Тысячи домов стояли покинутые, с забитыми крест-накрест окнами, а дома, где лежали больные, были помечены красными крестами.

Город замирал: улицы закрывались для движения, по ним ездила лишь служба, доставляющая продовольствие. Всюду — на улицах и площадях — горели костры.

…Уже в зрелом возрасте, попав однажды в зачумленный Париж, Перро ехал в закрытой карете сквозь едкий дым костров. Жгли можжевельник: считалось, что сильный запах этого кустарника прогоняет заразу. На площадях были устроены лазареты. За стенами палаток лежали зараженные чумой люди. Закутанные до глаз слуги проносили в крытых носилках своих хозяев, которые по той или иной причине не смогли выехать из города или, как и он, Перро, прибыли по неотложному делу. Среди больных ходил священник. Его колокольчик возвещал таинство причастия. Священник с незакрытым повязкой ртом говорил умирающим утешительные слова, и Перро видел в глазах людей надежду.

Париж мертв: никаких дел, никаких религиозных служб, за исключением, может быть, какой-нибудь случайной мессы, которую священник служит на перекрестке и за которой заточенные в домах наблюдают из окон…

Десятилетним мальчиком в Вири за одним из ужинов он услышал, что их король, как и они, тоже покинул Париж, а вот отец нынешнего короля когда-то оставался в столице и вел себя очень смело: позволял зачумленным дотрагиваться до себя и даже сам целовал нарывы и язвы больных, обещая им выздоровление. Шарль посмотрел тогда на шишку на лбу Николя, подошел и поцеловал ее. Николя в ответ стукнул его, а родители и старшие братья засмеялись.

Этим смелым королем был Генрих IV.

От братьев Шарль еще в детстве услышал, что великий Генрих был первым из королей Франции, который произнес замечательные слова: