Шатровы - страница 66
Они радостно, с нескрываемой гордостью, приняли Шатрова и его спутницу. Ну, как же: «Сам Шатров у меня останавливается!»
Хозяин хорошо знал в лицо и лесничиху, а хозяйка — нет.
Потому, улучив мгновение, Арсений Тихонович доверительно, не стыдясь, попросил этого, с радостью угождавшего ему человека, чтобы о их совместной с лесничихой ночевке у него никто ничего не знал.
Хозяин даже привстал для чего-то на цыпочки и, оглядываясь, прошептал:
— Что вы, что вы, Арсений Тихонович! Уж будьте благонадежны. И старухе своей строго-настрого прикажу. Ну, как же? Мало ли беды может быть! А ведь дело житейское: кто из нас богу не грешен, царю не виноват!
Шатров поморщился: проза, да еще и какая — житейская, сибирско-деревенская проза уже вступила в его отношения с Лесным Ландышем! А что было делать?
В сенках жена спросила у мужа с оглядкою на дверь, за которой были приезжие:
— А она хто ему будет?
Он ответил ей быстрым шепотом:
— Сударка, вот хто.
Старуха ойкнула — изумленно, осуждающе.
Муж на нее прикрикнул:
— Ну, ну! Смотри у меня: молчок! Это дело не наше!
Напоив гостей чаем, старуха, едва только муж вышел из горницы, попросту и с явным наслаждением спросила у Шатрова:
— Дак вам как постилю-то постилать — надвое али вместе?
Лесничиха зарделась, отвернулась, стала смотреть в окно.
Шатров помолчал, а затем спокойно и как будто о деле заведомом ответил:
— Вместе, Карповна, вместе.
Картеж был прерван в самом разгаре — внезапным и диким образом: прямо в кабинет Шатрова, никем не задержанный, ворвался, не сняв даже своей заскорузло-замучневшей кепчонки, засыпка из раструса.
Шатров строго поднял голову.
— Что такое?
Тот с запышкой проговорил:
— Ох, Арсений Тихонович, у нас на плотине смертоубийство хочет быть!
И выбежал вон.
Шатров спокойно поднялся со своего стула.
— Простите, господа!.. — И пошел к выходу, не убыстряя шага.
Пристав Пучеглазов рванулся было за ним, но огромный выигрыш грудою возвышался перед ним, и бедняга, пригребая к себе кучу ассигнаций и серебряных рублевиков, только прохрипел ему вслед:
— Арсений Тихонович, и я с тобой: как представитель власти.
— Нет, нет… Здесь — моя власть… Не беспокойся, Иван Иваныч!
Еще и в столовой, и на веранде, на глазах гостей, Шатров шел неторопливо, но едва только спустился в сад, как сразу же кинулся опрометью, прямо к берегу. Дальше он побежал таким наикратчайшим путем, каким одни только мальчуганы бегали: перемахнул через прясло, которым крепкий шатровский заплот спускался в самый Тобол, и очутился на ближней плотине.
Могучее лбище забранного тесом ближнего быка плотины тупым углом разваливало здесь Тобол надвое: справа он гнал свои воды по тесовым дворцам, на турбину и на водяные колеса, еще раз раздвояясь; а слева могуче и гулко валился в творило, в распахнутые настежь вешняки.
И вот, по ту сторону большого моста, на въездной, предмостной плотине, над самым водосвалом, Шатров увидал толпу помольцев, обступившую кого-то двоих, очевидно дерущихся.
Сквозь шум и ропот до него донеслись выкрики:
— Галятся над народом!
— А што им? Богатые: никого не боятся!
— На них нету управы!
— Погоди, найдем!
Арсений Тихонович замедлил шаги. Выпрямился. Набрался спокойствия, приготовился ко всему. Внутренне откашлявшись, проверил голос.
Его увидели. Привычно расступились. Послышались окрики:
— Эй, будет вам, перестаньте: хозяин идет!
Тот, кто тряс за грудки другого, — высокий, худой солдат — враз обернулся, однако рубаху противника своего не выпустил. Темное, изможденное лицо его было пересечено вкось черной узкой повязкою через левый глаз.
Кто это — Шатров не признал. Зато другого — в нарядной, с вышивкою рубахе, с красными шариками на шнурках вместо галстука, — он узнал сразу: это был старший брат Кости — Семен Кондратьич Ермаков.
На какой-то миг, при слове «хозяин», тот, кто тряс и рвал за рубаху крупчатного мастера, попривыпустил свою жертву, но тотчас же снова сграбастал. В беспамятстве неистовой злобы он хрипло и громко выкрикнул:
— А-а! Хозяин? Не-е-т! Над своей женой я — хозяин! А тут. Ох ты, запазушный дьявол, бабий любитель, паразит! Насильство творишь над солдатскими женами! Очередью их покупаешь? Айда, поплавай!