Щит - страница 14
«А ведь когда-то я считал, что холод – это испытание Духа. И искренне радовался, что способен часами молиться, стоя на коленях на покрытом изморозью каменном полу… – дочитав последние слова проповеди, угрюмо подумал глава Ордена Вседержителя. – Каким же я был наивным!»
Тем временем хор мальчиков-послушников тоненько затянул «Славься, Вседержитель, в веках», и коленопреклоненная паства, на миг забыв о существовании брата Ансельма, в едином порыве перевела взгляды на писаный лик Бога-Отца.
Вседержитель стоически выдержал их мысленную мольбу о прощении, спасении и направлении на путь истинный и от мироточения воздержался. Видимо, не увидел в очередном дне, прожитом его паствой, ничего особенного.
Паства опустила взгляды и вздохнула. А потом слитно грянула последнюю строку исполняемого гимна. То ли для того, чтобы согреться, то ли чтобы поддержать певцов.
Могучий рев полутора сотен луженых глоток вознесся к куполу центрального зала Обители и, отразившись от многочисленных фресок с изображением жития господня, затих. И в этот же самый момент пропал и последний лучик солнца, освещавший божественный лик через малюсенькое окошечко под самым куполом.
Мысленно похвалив себя за идеально точное следование церемонии, брат Ансельм медленно оторвал правую длань от Изумрудной Скрижали и торжественно произнес:
– Да разгонит Тьму Неверия Истинный Свет, сияющий в наших душах, братья!
– Во имя Господа!!! – патетично воскликнули монахи. И гордо вскинули головы, словно представляя, как освещают наступившую Тьму светом Веры.
Впрочем, почему «словно»? Они действительно представляли. Все до единого. Ибо истово верили в то, что люди созданы Богом-Отцом именно для того, чтобы мир не поглотила Ночь.
В нише справа еле слышно чиркнуло кресало. И пламя свечи, зажженной рукой брата Магнуса, осветило белую власяницу брата Ансельма и его одухотворенное лицо…
Как обычно, последнее мгновение проповеди глава Ордена использовал во весь перестрел[30]: в полутора сотнях восторженных взглядов успел углядеть аж три сомневающихся! И мысленно поморщился: братьев-надзирающих, работавших с этой троицей, требовалось наказать. Если, конечно, в их действиях не было умысла…
Не успели Врата Света сомкнуться за его спиной, как на плечах возникла меховая накидка. Закутавшись в нее поплотнее, Ансельм чуть не застонал от удовольствия – она оказалась подогретой!
– Ваше преподобие, позвольте, я помогу вам обуться? – сложившись в поклоне, поинтересовался брат Бенор.
– Разрешаю… – Глава Ордена Вседержителя вдел ноги в горячие войлочные постолы.
– Ветер с полуночи. И небо затягивает облаками… – встав с коленей, доложил помощник. – Значит, ночью, скорее всего, пойдет дождь, а под утро подморозит. Поэтому я позволил себе растопить камин в вашей опочивальне…
– Правильно сделал, – улыбнулся Ансельм, представил себе жар, идущий от полыхающих бревен, и, сорвавшись с места, быстрым шагом двинулся по коридору.
Брат Бенор засеменил следом. И, понизив голос, виновато вздохнул:
– У сестры Кании начались дни очищения. Сестра Карина это подтвердила. Вы были заняты, и я взял на себя смелость поднять к вам в покои сестру Одалию.
Глава Ордена Вседержителя остановился, вопросительно изогнул бровь и уставился на помощника:
– Одалия – это которая?
– Та, которую вы изволили назвать светоносной[31]…
Вспомнив волнующие изгибы фигуры этой воистину светоносной сестры, глава Ордена ощутил, как в его чреслах начинает разгораться огонь.
– А она готова? – спросил он, заранее зная ответ.
– Да, ваше преподобие! Брат Годрим закончил с ней еще в обед, и теперь она жаждет одарить вас теплом своей души…
– Тогда поспешим, – усмехнулся брат Ансельм. – Негоже заставлять девушку ждать…
Без малого четыре сотни шагов, разделяющих главный зал Обители с покоями главы Ордена, Ансельм преодолел за считаные минуты. И, влетев в услужливо распахнутую Бенором дверь, аж застонал от удовольствия: в покоях было жарко!
Скинув с плеч накидку и стряхнув постолы, он подскочил к столу, подхватил кубок с белогорским и сделал несколько глотков:
– Славься, о Вседержитель!