Шел четвертый год войны… - страница 13

Старуха неожиданно повернулась и ткнула рукой в нарядный дом за высоким забором.

— Ты есть немой? — снова спросил Артур.

— Оставь ее, — по-немецки сказал Спирин. — Она все равно ничего не скажет.

— Пошла! — махнул старухе Артур и направился к нарядному дому. Разведчики не спеша последовали за ним. Возле калитки навстречу им со двора метнулась собака. Артур поднял с земли сучковатую хворостину, но на крыльце дома тотчас же показался плотный седоватый мужчина и сердито прикрикнул на пса:

— Чтоб тебя волки сожрали! Уймись!

Собака послушно метнулась под крыльцо, а седоватый побежал открывать калитку. Он не спрашивал, откуда они взялись, кто они такие и чего им надо. А лишь, слащаво улыбаясь, кланялся и приговаривал:

— Животное, оно глупое. Не серчайте, господа. Прошу в дом!

Разведчики поднялись на ступеньки крыльца. Прошли через небольшую застекленную терраску и очутились в просторной передней с широкой печкой. У печки с ухватом в руке стояла средних лет женщина.

— Жена моя, — словно оправдываясь, проговорил седоватый и заученно скомандовал — Бросай ухват, лезь в голубец, выноси закуску, господам с дороги подкрепиться надо.

Спирин по-хозяйски, не дожидаясь приглашения, прошел в большую светлую горницу и сел на стул.

— Побеседуйте с ним, — сказал он по-немецки переводчице.

Надежда начала задавать седоватому вопросы:

— Фамилия?

— Стецков, — слегка поклонился седоватый.

— Имя?

— Савелий. Савелий Фомич, — добавил он.

— Чем занимаетесь?

— Хозяйствую. А ежели на данный момент, служу при немецкой власти старостой.

— Документ? — бесстрастно потребовала подтверждения Мороз.

— Как же, как же, аусвайс у нас в полном порядке, — засуетился Стецков и протянул переводчице документ в картонных корочках.

Надежда посмотрела удостоверение и передала его Спирину.

— Нам срочно нужны две лошади с подводами, господин староста, — сказал Спирин.

Надежда перевела.

— Понял, — что-то соображая, с готовностью ответил староста. И лицо его расплылось в виноватой улыбке.

Наступила пауза.

— Только вот ведь какая беда, срочно никак не получится, — продолжал он.

— Что значит «никак»? — спросила Мороз.

— Попозднее будут кони.

Мороз перевела. Спирин сердито выругался и заговорил о том, что старый негодяй, очевидно, думает, что они дураки и поедут из деревни на ночь глядя, чтобы партизанам было удобней расправиться с нами. Или, может быть, он хочет, чтобы его самого сейчас же объявили саботажником?

Мороз перевела все старосте слово в слово. Стецков рухнул на колени как подрубленный.

— Бог с вами, господа немецкие! Какой я саботаж-лик? — залепетал он. — Какого я вам зла хочу? Я в том смысле объясняю, что у нас во всей деревне две лошади остались. И на тех как раз уехали на операцию против партизан.

— Кто уехал? — спросила Мороз.

— Известно кто, сыновья мои: Василий и Николай, — вытирая рукавом выступивший на лбу пот, объяснил староста.

— Они служат? — спросил Спирин.

— С сорок первого года служат, господин офицер, — сообщил Стецков.

— Не врешь?

— Как можно, господин офицер. Васька, который помоложе, еще в июле дезертировал из ихней армии. А Николай— как раз в конце мая вернулся из заключения. Десять лет у них, у иродов, просидел за поджог колхозной фермы. Ну, конечно, как полагается, до вашего прихода пришлось им в подполе хорониться. А как ваши пришли, так мы все трое к вам на службу и поступили.

В горницу вошла хозяйка. В одной руке она держала большую бутыль с мутноватой жидкостью. В другой глубокое блюдо с солеными грибами. И то и другое, не глядя ни на разведчиков, ни на мужа, она быстро поставила на стол и снова вышла. Стецков на какой-то момент замолчал. А потом продолжал, повторив:

— Как ваша власть немецкая, господин офицер, установилась, мы, значит, сразу же изъявили добровольное желание с ней сотрудничать. Потому что с той, Советской властью я с самого что ни на есть ее первого дня воюю. А вы говорите — саботажник! — с обидой проговорил он.

Мороз перевела. И посмотрела на разведчиков. Раммо курил и пристально смотрел на раскрасневшееся лицо старосты. Птахин и Бритиков делали вид, будто эта история их занимает мало. А Журба барабанил пальцами по столу, и на щеках у него выступили пунцовые пятна.