Шел четвертый год войны… - страница 35

Надежда отрицательно покачала головой.

— Нам нельзя распыляться, — сказала она. — Мы можем и не собраться.

— В таком случае, каждый будет выходить самостоятельно. Выйдем. Было бы с чем.

— Поодиночке не выйдем. Много ты тут встретил болтающихся солдат? Нам верят только потому, что мы группа, да еще на подводах. Нам просто повезло с этими лошадьми.

— Но на разгрузочной площадке нам даже на подводах, пожалуй, нечего делать, — заметил Раммо.

Надежда молча кивнула. Она думала. И ничего, как назло, пока что не могла придумать. Вывел ее из этого состояния вновь мелькнувший впереди синеватый огонек. Это снова ехала машина.

— Уж не тот ли пеленгатор возвращается обратно? — вполголоса спросил Раммо.

— Возможно. Сейчас узнаем. Позови ко мне Журбу, — сказала Надежда.

Раммо соскочил с повозки. А Надежда тем временем снова съехала на обочину.

Когда ее догнал Журба, она сказала:

— Иди пешком, по левой стороне. Непременно рассмотри номер на правом борту кузова. Если бы у тебя еще зрение было такое, как слух…

— Не подведу, командир, — шепотом ответил Журба. Машина проехала мимо них также не останавливаясь. Журба подошел к Надежде и доложил:

— Г и Р и номер ноль семь тридцать девять.

— Машина та же, — поняла Надежда. — Значит, что же происходит? Если начальник команды уверял, что кроме как на разгрузочную площадку по этой дороге не попадешь больше никуда, то, стало быть, пеленгатор доехал, или почти доехал, до этой площадки и повернул обратно. Так как на площадке ему делать нечего. Так?

— Похоже, — согласился Раммо.

— С какой скоростью он едет?

— Километров пятнадцать, не больше.

— Ехал он туда и обратно минут сорок. Значит, мы где-то почти у цели?

— Километрах в пяти… четырех. А если они где-нибудь останавливались — то и в трех…

— Стоп! — тихо скомандовала Надежда. Подводы остановились.

Уже совсем стемнело. А поблизости все было тихо. Где-то в стороне взлетали и вспыхивали ракеты. Изредка ночь прорезали пулеметные очереди. Это и был фронтовой покой, который утверждал, что все кругом вполне благополучно. Но летняя ночь коротка. Коржиков отлично понимал, что прислушиваться и выжидать бесконечно нельзя. И надо использовать небольшой период темноты, которая уже через час-полтора начнет редеть, а потом и вовсе сменится рассветом. «Пора»., — решил старшина и только было хотел подняться и двинуться вперед, как совершенно четко услыхал чьи-то шаги, а потом и голоса. Говорили вполголоса, двое, по-немецки. Коржиков не знал чужого языка. Но и не понимая, о чем говорят, мгновенно замер.

— Тут где-то должен быть окоп, — сказал один.

— Ты не путаешь? — ответил другой.

— Я же сам его рыл, — снова сказал первый.

— Тогда давай поищем, — отозвался второй.

Немцы разошлись, шаря по кустам. Один из них прошел от Коржикова буквально в нескольких шагах. И старшина уже готов был пустить в ход кинжал. Но немец неожиданно отвернул в сторону и сказал:

— Нашел. Иди сюда.

После этого послышался глухой шум, будто упало что-то тяжелое. Потом торопливые шаги и снова шум. Коржиков понял: немцы по одному спрыгнули в окоп. «Принесла вас холера, — в сердцах подумал Коржиков. И, почувствовав, как накатившее на него оцепенение начало сходить, решил: — Однако придется еще подождать, послушать, что- они тут будут делать». Ждать пришлось недолго.

— Проверь связь, — сказал первый немец. Голос у него был низкий, и Коржиков сразу его запомнил.

— Сейчас проверю. Двадцать пятый! Я седьмой. Прибыли на место. Понял. Полный порядок, — ответил второй.

«Э… да у них тут телефон, — догадался Коржиков. — А все-таки, что же теперь делать?»

Вопрос был непростой. И решить его можно было двояко: либо, не поднимая шума, обойти этот пост боевого охранения стороной и попытаться выйти к своим там, где его не ждали. Либо прикончить их тут обоих и возвращаться старой, знакомой дорогой. У того и другого варианта были свои плюсы и минусы. Обходить пост стороной нужно было так, чтобы не наскочить на минное поле. А кто это поле обозначит для него в темноте? Второй вариант был тоже рискованным. Уничтожить немцев было не так уж сложно. Убери охрану — и дорога к своим свободна.