Шепчущий мрак - страница 43

стр.

Он никак не прокомментировал это сообщение.

— Я позвонил, чтобы спросить, не позавтракаете ли вы со мной? У нас тут начинаются каникулы, и завтра я не поеду в офис.

— С удовольствием! — не колеблясь, согласилась я.

— Прекрасно, — сказал он. — Я предлагаю подняться на Флойен. Часть пути можно проехать на машине, а потом пройти пешком до ресторана, который находится на самом верху. Надеюсь, вы любите ходить пешком?

— Люблю, — весело отозвалась я, приходя в восторг от перспективы улизнуть из дома и побыть с кем-то, кто не мучается воспоминаниями о своем прошлом и пережитых в то время ужасах.

— Захватите с собой Лору, если она захочет, — предложил он.

Мой восторг улетучился.

— Лору? — растерянно протянула я.

— Если у нее не хватит сил идти пешком, мы поднимемся на фуникулере. Как вы понимаете, это не официальное приглашение. От вас зависит, убедите ли вы ее присоединиться к нам или нет.

Я могла только догадываться, что все это значит. Если бы Гуннар пригласил Лору официально, пришлось бы позвать Также и Майлза. Ясно, что Гуннару этого не хотелось.

— Сделаю все, что в моих силах, — сказала я, и мы одновременно повесили трубки.

Лора в тот вечер из-за нездоровья не спустилась к обеду, так что мне пришлось отложить мою встречу с ней. Майлз, я и Дони обедали в столовой, изысканно обставленной, где было много красивых вещей.

Мы беседовали главным образом о Норвегии, Бергене, местных обычаях и условиях жизни, увлечении спортом на свежем воздухе. Раз или два я попыталась перевести беседу на темы, интересующие меня, но Майлз немедленно начинал говорить о чем-нибудь другом.

Трапеза была тягостной для меня. Я обрадовалась, когда она завершилась. Ни у кого не спрашивая разрешения, ни секунды не медля, чтобы меня не остановили, я помчалась вверх по лестнице и постучала в обшитую темным деревом дверь.

Судя по голосу, Лора еще не вполне оправилась, но пригласила меня войти. Было еще светло, хотя наступил вечер. Лора зажгла красивую лампу — настоящее произведение искусства, — сделанную из высокой голубой вазы королевского фарфора Копенгагена. Лампа стояла возле мягкого кресла, на котором сидела Лора с книгой в руках. Она переоделась, теперь на ней был восточный халат песочного цвета, украшенный коричневой с золотом вышивкой. На ногах — расшитые комнатные туфли из Индии. Когда я выразила восторг по поводу ее халата, Лора сказала с гордостью, что это подарок Майлза.

Рядом с ее креслом на столе стоял поднос с обедом, который принесла Ирена. Лора едва дотронулась до еды.

— Звонил Гуннар, — сообщила я. — Завтра он приглашает нас обеих позавтракать в ресторане на горе.

Лора оживилась, глаза ее просветлели. Но тут же она покачала головой:

— Поезжай одна. Завтра праздник, и у Майлза могут быть свои планы. Не хочу портить ему настроение.

Снова намек на ее серьезное отношение к Майлзу, искреннюю привязанность к нему, чего не скажешь о Майлзе, несмотря на его явную озабоченность состоянием здоровья своей жены. В душе я возликовала, услышав, что Лора не пойдет с нами, и не стала настаивать.

— Мы сможем встретиться и поговорить завтра утром перед тем, как Гуннар заедет за мной? — спросила я.

— Надеюсь. — Ответ прозвучал уклончиво.

— Я должна попытаться сделать то, ради чего сюда приехала, — напомнила я Лоре. — Мне бы хотелось написать по-настоящему хороший очерк о тебе. Но нам так много надо обсудить сначала. Хватит ли у тебя сил?

Встрепенувшись, она внимательно посмотрела на меня, заставив в смущении опустить глаза. Эта женщина не нуждалась в сочувствии и не просила пощады. Против своей воли я испытывала к ней уважение.

— Силы найдутся. У меня не часто бывают такие приступы, как сегодня. Просто я не была готова к тому, чтобы вновь увидеть это платье. Сознание мгновенно отреагировало: это уж слишком — и соответственно отключилось.

— Во всем виновато платье из "Шепчущего мрака"? А миссис Жаффе считает, что ты расстроилась из-за подсвечника. Так она сказала твоему мужу.

— Из-за какого подсвечника? — медленно спросила Лора, вскинув голову. Она сильно побледнела, но на этот раз не лишилась чувств. И снова в ее манерах проявились та надменность и высокомерие, которые так раздражали меня.