Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона - страница 44

Не останавливаясь, мы продефилировали мимо.

— Ну, что скажете, Ватсон?

— О чем? — не понял я.

— Как о чем, о добытой информации. Что вы отметили?

Я сказал, что не отметил как будто ничего стоящего, кроме семейного сходства всех Джонсонов.

— Ну, а какую бы вы поставили подпись под этой жанровой картинкой?

— «Спокойный вечерок», если хотите.

— Почему?

Я пожал плечами.

— У вас, Ватсон, завидная интуиция. Все в этой безмятежной картине — и раздернутая гардина, и чай, и газета, и пестрый джемпер, и горло, обмотанное зеленым шарфом, в таком виде старый слуга никогда не позволит себе показаться на люди, — все это говорит о том, что в доме никого нет и, по крайней мере, сегодня никого не ждут… из посторонних. Так разве сейчас это не самая нужная для нас информация? А вы говорите — ничего стоящего.

Я подивился: из таких пустяков и столько выжать.

— Плохо только, что след один.

— Где? Какой след?

— В воротах, от кареты.

— От кареты? А сколько же их должно быть?

— Ну, хотя бы два. Один — туда, другой — обратно. Это бы меня очень устроило. Но карета на месте, Ватсон, а это значит, что кучер в любой момент может нам помешать. Что ж, подождем еще немного. Сдается мне, что ситуация изменится, ведь сегодня туман.

— При чем тут туман?

— Туман всегда кстати, когда требуется заметать следы. Не так ли? Придется еще немного подождать, неоправданный риск — глупость и ничего более. Как всегда я мало что понял из объяснений Холмса, тем более что мысли мои были полностью поглощены предстоящей авантюрой.

Мы не спеша прогулялись до Портлад-плейс и вскоре опять подошли к нашему особняку. Меня уже пробирала дрожь нетерпения. Холмс, напротив, казался каким-то безразличным и даже сонным. Особняк на Мортимер-стрит слегка просвечивал сквозь туман. Лучшего, кажется, и желать не приходилось. Ожидание было бесконечным и выматывающим и я наконец не выдержал.

— Чего же мы ждем, Холмс? — спросил я нетерпеливо, но вместо ответа он потянул меня в сторону, и тотчас мимо нас прогромыхала пустая карета, я успел только разглядеть старомодный клетчатый сюртук, обтягивающий крепкую спину возницы, и трепещущий на ветру конец синего шарфа.

— Пит-конюх?

— Он самый.

— Интересно, куда это он?

— К Темзе, надо полагать. Идемте, Ватсон, теперь путь свободен!

— Но ведь он может в любую минуту вернуться?

— Не раньше, чем приведет в порядок карету. А это занятие не на пять минут.

Мы неторопливо перешли улицу и, обогнув особняк, прошли немного вдоль ограды и на задах каретного сарая приостановились. Все было спокойно. Отдаленный шум ночного Лондона, казалось, смягчался тишиной сада, простиравшегося перед нами. Большая липа, позлащенная фонарем, рисовалась на фоне темного неба эффектно, как театральная декорация. И этот покой, и это благолепие мне предстояло теперь разрушить оглушительным стуком и бесчинным пением. Испытание для добропорядочного англичанина не из легких.

— Интересно, чем все закончится? — задал я риторический вопрос.

На что Холмс, подмигнув мне, сказал фразу, которая с некоторых пор частенько срывалась у него с языка:

— Ничего, Ватсон, как говорит старина Айк Бут, мы с вами не без привычки к неожиданностям!

— Да уж, с этим нельзя не согласиться, — отозвался я уныло.

Но Холмс, напротив, пребывал уже в самом бодром настроении. Сняв цилиндр, он повесил его на крепкую ветку, торчащую из-за ограды, рядом повесил черную накидку, кашне положил в карман и скомандовал бодро:

— Ну, приступим!

Я внутренне содрогнулся и, не мешкая уже ни секунды, принялся за дело. Стал водить тростью по чугунной ограде. Незабываемое ощущение школьных лет! Туда-сюда, туда-сюда. Дважды протарахтев по всей решетке, я уже начал волноваться, почему никто не лает, неужели умная собака разгадала наш маневр и решила молча броситься за Холмсом. От одной этой мысли я похолодел… Но тут раздался свирепый лай, и на разделяющую нас решетку кинулся огромный лохматый пес. Видно, и ему требовалось время, чтобы осмыслить происходящее. Я было запнулся, но потом затянул, как на деревенских поминках, «Ирландскую застольную», от ужаса и замешательства перевирая слова: