Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона - страница 55

стр.

— А, припоминаю… в глубине сада, над входом полукругом название.

— Верно, красными буквами по зеленому полю «Хаус оф мерси». Только прошу вас, не спешите, а то я знаю ваш армейский шаг; идите так, будто ведете под руку свою престарелую тетушку, и, не ожидая меня, приступайте.

Я поступил в соответствии с инструкциями Холмса, и уже спустя сорок минут так же неспешно, как и туда, шел обратно с сознанием исполненного долга, когда какой-то высокий «кокни» в допотопной шляпе, красном шарфе и самого расхлябанного вида, обгоняя, толкнул меня и, удивленно присвистнув вместо извинения, исчез в проходном дворе недалеко от нашего дома. У меня же мелькнула мысль — не исключено, что этот колоритный молодчик, знакомый Холмса, даже, возможно, персонаж моих будущих записок. Один из тех типов, кто черный ход обычно предпочитает парадному.

Когда же из промозглой сырости улиц я вошел в наш дом, то еще с порога заказал миссис Хадсон две кружки горячего какао, а поднявшись в нашу хорошо натопленную гостиную, к своему удивлению, застал Холмса таким, каким оставил какой-нибудь час назад, в его любимом мышиного цвета халате и с больной ногой, горделиво громоздящейся на диванной подушке. Я был немало этим озадачен, но Холмс предварил мои недоумения, воскликнув весело:

— Вы были на высоте, Ватсон!

Я вздохнул с облегчением.

— Да, похоже, я справился с вашим несложным заданием. Правда, в последний момент там произошла какая-то суматоха, и миссис Крафтинг пояснила, убегая, что это очень странный больной от которого они то и дело ждут всяких сюрпризов. Но тут, заслышав свист дрозда, я спокойно ретировался.

— Вы поступили совершенно правильно, Ватсон. А больной, которому стало плохо, и был объектом моего наблюдения, это, как вы понимаете, наш Голиаф. И пока, Ватсон, вы самоотверженно и изобретательно втирали очки бдительной миссис Крафтинг, я был свидетелем одного очень примечательного разговора, который и могу поведать вам, дословно и в лицах.

Кстати, разыскать больного труда не составило, и я еще днем это сделал. Подразумевалось, что он лежит в отдельной палате и на первом этаже, тяжелых больных так обыкновенно и кладут и по лестницам не таскают, а больница старая и без лифта. К тому же в изоляторах разрешается курить, а по крепкому «Кавендишу», которым тянуло из крайней форточки, его бы нашел и слепой. Больной был пострижен очень коротко, неумелой или торопливой рукой, его густые черные волосы нелепо, как у неандертальца, дыбились над низким лбом и густыми черными бровями. Роста он был высоченного и сложения самого могучего, так что стандартная больничная койка была бы ему безнадежно мала, если бы не ампутированные по колено ноги. Свет большой масляной лампы был уже по-ночному привернут. Больной лежал с закрытыми глазами, посасывая трубку, и мычал. Мычание это попеременно переходило то в жалкий вой, то в бравурное пение, трубку же он вытаскивал изо рта лишь затем, чтобы на всю больницу выкрикнуть: «О! Я счастливчик! О! Какой же я счастливчик!» Впечатление было жутковатым и давало все основания полагать, что повредился этот счастливчик не только ногами, но и головой.

Неожиданно из-за гардины вышел незнакомец, напугав бедолагу чуть не до смерти, потому что ни на санитара, ни на врача, ни на какого другого больничного жителя он не походил. Представьте, широкополая шляпа, сдвинутая на глаза, красный шарф, черные перчатки и кожаные штаны. В общем, некая «темная личность с темным прошлым».

— Постойте, Холмс, пять минут назад я столкнулся с этим типом, причем в полном смысле этого слова!

— Что ж, его появление на Бейкер-стрит можно считать более чем оправданным, а то, что вы его видели, поможет вам, друг мой, лучше представить дальнейшее. Так вот, Ватсон, темная личность в красном шарфе встала перед больным и ухмыльнулась:

— Не куксись, парень, и не горлань на всю богадельню. Я по делу.

— Кто таков? — спросил больной, пытаясь за дерзким тоном маскировать свой испуг.

— А ты кто таков, чтобы о том любопытствовать? — в свою очередь поинтересовался Красный шарф.

— Я Пуде… — больной осекся, но сделал вид, что закашлялся.