Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона - страница 56

Красный шарф живо отреагировал:

— Ах, Пудинг? В таком случае я Кекс.

Больной невольно усмехнулся:

— И впрямь Кекс[14]. Ну, говори тогда, зачем приперся, жить надоело?

— Если бы мне жить надоело, сидел бы я теперь под лиловым абажурчиком, дул бы ром из граненого стаканчика и листал бы в «Таймсе» историйку с продолжением, к примеру, «Этюд в сер-бур-малиновом тоне», дожидаясь, пока какой-нибудь досужий трущобный висельник, злыми дядями науськанный, мне гаечным ключом пробор поправит. А не колесил бы многи мили, как резвый пойнтер, выслеживая дичь!

— Ну, и что за дичь ты выслеживал?

— Да так, одного чижика.

— Всего-то?

— Всего-то!

— И выследил?

— Выследить-то выследил…

— …а поймать не вышло? Гы-гы!

— А поймать не вышло. Увы! Увы!

— А я здесь каким боком?

— Ты его знаешь, а он мне нужен позарез, — и на простыню больного упал соверен.

— Эге, подкуп свидетеля?

— Это в том случае, если прокурором — больничный сторож, а понятыми — мои дружки, но сторож на прокурора не тянет, образования не то, а дружки мои на понятых и подавно, личиками не впечатляют.

— Ну и трепло же ты, Кекс, просто шик!

— Так вот, не знаю, как там его у вас кличут, для меня он просто «Б. Г.». Понимаешь — «Б. Г.».

От этих слов больной побелел, как простыня, до половины закрывавшая его широкую волосатую грудь, судорога электрическим разрядом прошла по его искалеченному телу, и он тяжело застонал.

Красный шарф сжалился над несчастным:

— Слушай, Пудинг, ты мне ничего не должен и я тебе ничего не должен, но этот неуловимый чижик должен мне очень много! И я его достану, хоть из-под земли.

— Вот туда за ним и отправляйся!

— Так он что же… «того»?

— Именно, что «того»! Трех дней нету.

— Да будет земля ему пухом…

— А вот пухом земля навряд будет бедняге Бену.

— Ага, понял, это его так у вас кличут?

— Его уже никак не кличут. Ни у нас ни где еще. И понимать тебе тут нечего, — огрызнулся больной.

— Он, что же, был твоим дружком? — догадался Красный шарф.

— Дружком, кружком или пирожком — те-бя не ка-са-ет-ся!

— Ладно, не ершись, Пудинг, а скажи лучше напоследок, как найти Одноухого Боцмана, Черного Марселя или хотя бы Пита Пистоля?

— А ты настырный, мудрила! — злобно проговорил больной и вдруг прибавил совсем другим тоном: — Принеси выпить, Кексик! Ску-ко-та-а без выпивки! Принеси, и я тебе ей-ей расскажу все, что знаю про этих уродов.

— На, держи! — и Красный шарф, как фокусник, вытащил из-за пазухи бутылку джина.

Тогда, с жадностью отпив половину, больной наконец разговорился:

— Одноухий? Он с Синим Дылдой и Гнилым Джоном дела делал, с ними и на тот свет отлетел. Пит Пистоль? Ценный был малый в наших делах, но уж больно мстительный. Чистый граф Монтекристо. Ему по нечаянности мозоль отдавишь, а он тебе за то — ногу отчекрыжит. Ну и нарвался однажды. Джек-кок его под горячую руку и… кокнул. Ха-ха. Страшно вспомнить. А Черный Марсель в Америку подался с Фанфароном и коротышкой Мо. И тамошние, слышно, этим очень недовольны. Фанфарон же, по слухам, уже покойником заделался. А вообще-то я мало знаю про чужих пташек, а в нашем курятнике никого больше и не осталось, только Билл да я. И мне уж не летать, разве крыльями махать.

Больной быстро хмелел, и тогда Красный шарф рискнул ему еще раз напомнить о его несчастном дружке.

— Так что же сталось с беднягой Беном?

— А ты кто таков, чтоб об этом спрашивать?

— Я это я! Если ты еще не понял, — отвечал Красный шарф, веско тыча себя большим пальцем в грудь.

Больной смерил собеседника мутным взглядом и, похоже, согласился с этим на редкость исчерпывающим определением, потому что уже доверительнее сообщил:

— С беднягой Беном сталось что-то ужасное… Мы расстались с ним на пороге «Страшной комнаты». Он вошел в нее и… будь я неладен… испарился в пять секунд. Но кричал при этом, как тридцать дьяволов, связанных вместе, когда летят в тартарары! Крик его я долго слышал из преисподней! И до сих пор ночами слышу. А ведь предупреждали же его умные люди, что из «Страшной комнаты» живыми не выходят. Я, правда, вышел, но такой вот ценой! — и он указал бутылкой на два обрубка, туго обтянутых кровавыми бинтами. Глаза его вдруг налились бешенством и он прохрипел, едва сдерживаясь: — А теперь, парень, не зли меня. Проваливай давай, «Кекс» ты там, «Шмекс» или «Кусок торта»!!!