Школа капитанов - страница 10
И дразнить она меня стала чаще. Не проходило дня, чтобы она не ткнула меня пальцем в бок, и не произнесла при этом мою фамилию, исковерканную каким-нибудь пошлым образом. Они с подружками даже неприличную песенку про меня сочинили. И распевали ее на переменах, когда оказывались рядом со мной.
Подружки веселились от души. Их было две. Лена Лыжина — девочка очень хрупкого сложения, с тихим тонким голосом. И другая — плотная сильная деваха по фамилии Щевцова. Лена была блондинкой с длинными, вьющимися в крупные кольца, волосами. А та, другая — розовощекой брюнеткой с развитой грудью и заметным животиком. Она при виде меня веселилась особенно искренне.
Надя вела очень активную жизнь. И в школе, и вне ее. От Паши Панченко, опухшего после очередной попойки, регулярно приходилось слышать: «Там была Левченко…». И дальше следовало имя того, с кем она была. Имена повторялись редко. Как правило, это были люди, старше меня на несколько лет. Обычно, те, кто вернулся из армии и не знал, куда себя девать. К ее чести, стоит сказать, что напиваться она не напивалась. Но больше к ее чести сказать нечего.
Кассетами меняться…
И ведь я действительно понес ей кассету.
Несу я, значит, кассету… не ей, конечно. Паше. И возле его подъезда натыкаюсь на него самого. Под ручку с Надей. Они вывернули из-за угла дома. И Паша, заметив кассету, сразу рванулся ко мне, даже Надьку бросил. Он знал, что плохих фильмов у меня не бывает, разве что специально подсуну…
Он подбежал и сразу потянулся за кассетой. Принялся вертеть ее в руках и спрашивать подряд:
— Прикольный фильм? Прикольный фильм?
Тут подошла Левченко и тоже заинтересованно посмотрела на кассету.
— Ты мне ведь несешь? — убежденно спросил Паша.
А я сказал:
— Нет, ей.
— Ой, а что за фильм? — обрадовано вскрикнула Надька, выхватив кассету у Паши.
Фильм был китайский, с поединками у-шу и летающими воинами. Но я сказал ей:
— Ничего, посмотреть можно.
— Ты что, серьезно, ей несешь? — недоверчиво спросил Паша.
— Да, — сказал я, — она просила.
— Да, мы договаривались, — закивала Надька. В профиль она была чуть-чуть курносой. С чеканно вычерченными губами и лбом. И с длинными ресницами. И с глазами синего цвета. Впрочем, цвет глаз я дорисовал мысленно. Стояли сумерки, и в них все было черным и серым.
Паша, поняв, что кассета от него уплыла, потерял ко мне всякий интерес. Он принялся поторапливать Надьку, они куда-то опаздывали. Несложно догадаться…
А Надька никак не могла запихнуть кассету в карман своего пальто. И было видно, как она огорчается, что кассета не влазит.
— Слушай, — сказала она Паше, — в руках я ее потеряю. Положи к себе.
— Тогда я первый ее смотрю, — сразу поставил условие Паша.
— Нет, — Надька задумалась, глядя на меня исподлобья, — Слушай, Ивлев, отнеси ее ко мне домой. Пожалуйста! — и добавила Паше, — А с тобой мы ее вместе посмотрим.
— Ладно, — сказал я.
И они побежали дальше, скользя по наледям. И Паша поддерживал ее под локоть. А я смирно, как ослик, понес кассету домой к Наде. И вручил ее толстой и некрасивой Надиной маме, слегка непонимающей, кто я такой.
Вечером стараешься поскорее уснуть. Чтобы очутиться где-нибудь не здесь. Не плакать ведь в подушку.
Уроки физкультуры у нас проводились не в школе. В нашей школе вообще не было спортзала. А спортзал был в детском саду, минутах в двадцати ходьбы от школы. Поэтому физкультуру в расписании выносили отдельно и ставили через час-два после основных уроков.
Физруков было двое. Галина Николаевна — женщина крупных габаритов, толстая, с необъятной грудью. При взгляде на нее было вообще непонятно, как она умудряется заниматься спортом. А она утверждала, что занимается. На уроках выстраивала нас в ряд и показывала упражнения, а мы вместе с ней их делали. Приседания, отжимания, махи ногами, махи руками, повороты корпуса, растяжка… В ее исполнении даже самые простые физкультурные действия выглядели устрашающе. Когда она садилась на корточки, казалось, что она никогда больше не встанет. А когда делала повороты и наклоны, ее бюст заносило в стороны и ей явно приходилось бороться с его инерцией.