Шпион под подозрением. Спасские ворота - страница 8
— Да нет, ничего страшного, — ответил Калягин. — Наверное, что-то съел. Лягу сегодня пораньше, завтра все как рукой снимет. Спасибо за звонок.
Положив трубку, он прошел в гостиную, зажигая по пути свет. Ему еще повезло, что совминовское ХОЗУ успело повесить в квартире великолепные чешские люстры. Новый генсек вел борьбу с излишествами.
Вообще-то в этой квартире мало что принадлежало лично Калягину. И кремовые обои, и деревянные панели на стенах, и паркетный пол, и мебель, и белье — все было казенное, кроме приемника, отличного стереофонического «Сони», купленного в закрытом магазине ЦК. Не зря он специально гонял туда несколько раз своего помощника. Сейчас, проходя мимо, Калягин нажал клавишу приемника.
Опустившись в кресло, министр огляделся вокруг словно в чужом доме. Он уже начал забываться, погружаясь в музыку Моцарта, когда внизу, на улице несколько раз подряд просигналил автомобиль, взревел мотором и смолк.
Перминев ненавидел свою работу в протокольном отделе. «Подтирание чужих задниц», — злился он. Ему казалось, что некоторые республиканские министры и впрямь не могли самостоятельно застегнуть ширинку. Если за ними не приходила машина, бедняги совершенно терялись, ибо уже забыли, как ездят в автобусе. Они заблудились бы в метро, да и пятака на проезд у них не нашлось бы. Десятилетиями они не ходили пешком, не пользовались трамваем, не встречали старинных друзей в уличной толчее…
Перминев покосился на лежащую перед ним синюю папку. Этот чухонский министр Калягин явно выделялся на фоне остальных. Постукивая кончиком карандаша по столу, Перминев пытался вспомнить, что задержало его внимание в личном деле Калягина. Он пролистнул папку скоросшивателя. Ага, вот оно: «…привык ходить пешком». Что ж, придется ему отвыкать от дурной привычки. Теперь этого прибалта будут возить в автомобиле. До конца его дней.
Перминев захлопнул папку, сунул в ящик стола и тщательно все запер. Быстрым шагом он вышел из кабинета и направился к лифтам. Скромный советский служащий с аккуратно зализанными назад волосиками. «Хорек», как его прозвали сослуживцы.
Калягин выключил приемник и пошел на кухню. В холодильнике лежали полиэтиленовые пакеты с продуктами из цековского магазина, в кастрюле на плите — свежие овощи. Можно было положиться на собственные кулинарные таланты или вызвать одну из горничных, дежуривших в здании круглосуточно, чтобы та приготовила ужин. Или исполнила иное пожелание. Здесь одиноким холостым жильцам предоставлялась полная свобода выбора.
Трель автомобильного рожка, помешавшая насладиться Моцартом, буквально потрясла Калягина. Обычный для московских улиц звук — сигнал проехавшей мимо окон машины — был для Калягина секретным позывным, азбукой Морзе. Он распознал бы его в любом шуме, расслышал бы во сне и даже на собственных похоронах, наверное, ожил бы при его звуках. Открыл бы крышку гроба и сел, прислушиваясь.
Итак, Лондон решил «разбудить» его после стольких лет «спячки»…
Неожиданно Калягин поймал себя на том, что дрожит. От него хотят получить проверочный отчет — «справку о состоянии здоровья», как они выражаются. Невидимая рука протянулась через всю Европу и постучала к нему в двери.
Калягин потянулся было раздавить неспешно крадущегося таракана, но передумал. Помилованный таракан шустро уполз за висящую на стене фотографию Кремля.
Воспоминание из детства настигло Калягина. Тогда ему было, наверное, лет пятнадцать. Он навещал мать в таллиннской больнице, где она провела почти все свои последние годы. Он заметил таракана, ползущего по стене больничной палаты и, свернув газету, уже замахнулся, как вдруг услышал голос матери.
«Не надо, сынок, — быстро сказала она. — Все-таки какая-никакая компания».
У Перминева с утра во рту не было ни крошки. Ему ужасно хотелось домой. Но черта с два его быстро отпустят. Вот так всегда: сначала промаринуют в приемной, а затем извиняются с издевательским видом. Перминев ненавидел их, хотя и отметил для себя, что стоит опробовать метод на своих подчиненных.
— Пройдите.
В дверях кабинета стоял генерал. В кабинете оказалось еще два офицера. Перминеву указали на деревянный стул у стены. Хозяева сидели каждый за своим столом. В просторной комнате, освещенной единственной лампой под дешевым абажуром, стоял полумрак. На стене висел необычный портрет Ленина — никогда раньше Перминев не видел вождя столь сурово настроенным.