«Шпионы Ватикана…» - страница 51

Так я понял, что мой коллега тоже арестован, а я-то обольщался, что в воскресенье, в день моего ареста, его просто задержали на несколько часов, чтобы свободнее разделаться со мной. Известие о его аресте вызвало у меня сострадание к нашим прихожанам и презрение к советской власти. До этого я думал о своей пастве, лишившейся пастыря, с печалью, меня утешала лишь надежда, что с ними остался кто-то, кто даст им если не слово Божье, то, по крайней мере, хлеб Евхаристии. Теперь же надежды больше не было. Помочь моим прихожанам мог лишь французский военный капеллан, остававшийся в Одессе, но не больше нескольких недель.

Наши храмы остались обездоленными и, возможно, вновь обесчещены. Наши христиане вновь предоставлены самим себе, порабощены и ущемлены в своих самых святых правах. Все это довело мое отвращение к советской власти до предела. Впрочем, вместе с отвращением росло и мужество: если раньше я боялся откровенностью нанести вред коллеге и собственному делу, то сейчас я стал безбоязненно обличать советскую систему во всех ее проявлениях.

Раньше я осуждал коммунизм как атеистическую доктрину, но почти не затрагивал его социально-экономическую сторону. Следователю отвечал сдержанно или уклончиво, просто признавал какие-то заслуги большевизма: например, ликвидацию безграмотности, некоторый технический прогресс и относительное улучшение в области здравоохранения. Этими признаниями я показывал, что им еще не поздно вернуться к религии. Теперь я, напротив, убедился, что говорить с большевиками бесполезно и что успокоятся они только тогда, когда исчезнет с лица земли последний служитель культа.

Однажды следователь заявил, что священники противятся коммунизму, якобы освобождающему народ, и потому они — враги народа. Я ответил следователю в том же духе:

— Враги народа — это вы. Вы, обманув народ красивыми обещаниями, превратили его в раба и довели до нищеты. Вы сулили ему златые горы, а дали черные угольные шахты, тюрьмы, концентрационные лагеря, принудительный труд. Католическая Церковь против коммунизма потому, что он беззаконен, и, главное, потому, что бесчеловечен. Вы загнали людей в коммунистическую ловушку, восстановили у себя рабство хуже языческого и покушаетесь на свободу всех народов. А Христос приходил освободить человека истиной Своего Евангелия; христианство уничтожило рабство языческого мира.

— Христианство уничтожило языческое рабство? Это Спартак, это сам народ сбросил ярмо. А христианство снова навязало его народу при феодализме.

— Христианство тут ни при чем. Это произошло именно из-за недостаточного усвоения христианского вероучения. Впрочем, там, где Церковь Христова оказывала свое благотворное влияние, феодализма давно нет.

— Нет, есть! Он лишь изменил облик. Капитализм продолжает держать массы в рабстве. А вот мы действительно уничтожили его раз и навсегда. Мы освободили крепостных. Без Октябрьской революции у нас в России и теперь были бы помещики, а многие земли принадлежали бы монастырям и Церкви.

— Во-первых, мы, католики, не должны отвечать за грехи, если они были, Церкви, отделившейся от той, что является истинной Церковью. Во-вторых, утверждение, что крепостное право существовало вплоть до большевистской революции, — ложно: оно было отменено уже в 1861 году. Наконец, это хвастовство, точнее, насмешка — утверждать, что вы освободили крепостных и уничтожили капитализм. Вы установили государственный капитализм, а он гораздо деспотичней. Вы превратили весь русский народ и другие угнетенные народы в массу рабов, крепостных, эксплуатируемых до последнего издыхания. Разве не рабы те, кто приговорен к принудительному труду? Разве рабочие и колхозники — не ваши крепостные? Разве вы не высасываете до последней капли кровь своего народа? Вы, новые хозяева пролетариата — безжалостны, потому что в вас ни совести, ни веры!

— Прохвост! Агитатор! Напрасно мы вас раньше не посадили!

— Конечно, напрасно! Так бы вы еще раньше явили свою бесчеловечную сущность.

— Да как вы смеете! Да вы соображаете, где находитесь? Это верховный орган советского правосудия…