Шри Чайтанья Махапрабху - страница 3
Во время церемонии наречения именем брахманы произносили благоприятные мантры, а местные жители и полубоги, которые скрывались среди простых людей, повторяли святые имена Господа Хари, трубили в раковины и звонили в колокола. Перед ребенком поместили различные предметы: рисовые зерна, вздутый рис, книгу, монеты, золото и серебро. «Послушай меня, Вишвамбхара, — сказал Джаганнатха Мишра, — возьми то, что тебе нравится». Не обращая внимания на остальные предметы, малыш взял «Шримад-Бхагаватам» и прижал его к груди. «Он станет прославленным пандитом», — обрадовались все.
Маленький Нимай постоянно играл с соседскими женщинами, которые любили Его до безумия и часто навещали Его. Он неожиданно начинал плакать и успокаивался лишь тогда, когда женщины начинали повторять «Хари! Хари!» Так Он вынуждал их непрерывно повторять святое имя. Имена Кришны не смолкали в доме Джаганнатхи Мишры.
Однажды Шачимата и Джаганнатха Мишра пришли в ужас, увидев, как Нимай играет во дворе с большой змеей. Они не знали, что делать. Но вскоре змея, обвивавшая тело Господа, уползла. В действительности, этой змеей был Анантадева, который является ложем Господа Вишну.
Как-то раз у дома Джаганнатхи Мишры появились двое воров. Они промышляли тем, что похищали детей и крали их драгоценности. Завидев Нимая, они схватили Его и пустились наутек. Не найдя своего любимого сына, обезумевшая от горя Шачидеви позвала на помощь соседей. Тем временем под воздействием иллюзорной энергии Господа, сбитые с толку жулики, сделав круг, вернулись на то же самое место, к дому Джаганнатхи Мишры. Когда они увидели, что множество людей ищут мальчика, они быстро поставили Его на землю и убежали.
Когда Нимай немного подрос, Он стал таким же несносным проказником, каким в детстве был Кришна. Кришну называют Душта Моханом, что значит «маленький проказник». (Хотя Он — душта [проказник], Его проказы зачаровывают [мохана].) Нимай также отличался этим качеством. Однажды Его мать увидела, что Он ест землю. «Зачем ты ешь землю? — сказала она. — Только что я кормила Тебя вкусными сладостями». «Ну и что? — ответил Нимай. — Все едино. Сладости — это тоже земля, поэтому нет разницы, что Я ем — сладости или землю». Будучи женой ученого брахмана-вайшнава, Шачимата поняла, что Нимай излагал адвайта-ваду, ложную философию абсолютного единства. На это Шачимата ответила, что хотя глиняный горшок сделан из земли, пригоршню земли невозможно использовать для хранения воды. Земля будет держать воду, только когда из нее сделают горшок. Поэтому хотя сладости — тоже своего рода земля, они в отличие от сырой земли питают тело. Убедившись в непрактичности философии монизма, Вишвамбхара молвил: «Корми Меня сладостями. Я больше не буду есть землю».
Как-то вечером Нимай увидел на небе полную луну. «Мама! Мама! — закричал Он. — Дай Мне луну, дай Мне ее!» И начал плакать. Шачидеви вынесла из дому изображение Кришны и протянула его сыну. Увидев Кришначандру, Господь Чайтанья успокоился.
Однажды в Навадвипу пришел странствующий брахман, и Джаганнатха Мишра пригласил его остановиться у себя в доме. Он поднес ему рис и другие продукты, чтобы брахман приготовил бхогу для своей шалаграма-шилы. Приготовив пищу, брахман стал предлагать ее Божеству. В это время пришел Нимай и отведал немного риса.
Брахман стал сокрушаться о том, что непоседливый ребенок осквернил подношение, но, вняв просьбе Джаганнатхи Мишры, согласился приготовить пищу еще раз. Однако когда он стал предлагать пищу Божеству во второй раз, Нимай вновь пришел и отведал ее. На этот раз Джаганнатха Мишра запер сына в комнате и, принеся искренние извинения брахману, попросил его вновь приготовить пищу для подношения. Когда странник стал предлагать пищу, была полночь и все спали, однако Нимай вновь пришел к брахману и попробовал пищу.
Брахман заплакал. «Господь Вишну хочет, чтобы сегодня я постился, — подумал он. — Наверное, я совершил какое-то оскорбление».
Тогда Нимай молвил: «Ты разве не понял, что Я и есть тот Вишну, которому ты каждый день предлагаешь подношения?» С этими словами Он принял четырехрукий облик Нараяны. Брахман был вне себя от счастья — ребенок, который мучил его, был Господом его сердца.