Штормовой Тринидад - страница 2
Что-то в этом есть.
- Хрен с тобой, - я забираю марку и забрасываю под язык, - только не сдавай меня фараонам.
Бен усмехается мне, похлопывает по плечу.
- Объективная реальность дана нам в ощущениях, брат. Так что неплохо время от времени взглянуть на разные ее грани...
Я поворачиваюсь, опираюсь локтями на стойку. Мой взгляд снова пленен вакхической магией васильковых глаз, змеиной грацией движений. Бен следит за моим взором, усмехается.
- Будь осторожен, заглядывая в бездну, брат: то, что ты увидишь, может поглотить тебя навсегда...
- С каких пор ты стал ницшеанцем? - лениво отзываюсь я, раздражаясь звукам собственного голоса.
Впрочем, ответ мне не интересен. Мне и тому мне, что спрятался от мира в фарфоровом коконе. Я копошусь, точно зародыш, в скорлупе себя, а магия движений беловолосой чаровницы слой за слоем сдирает мою оболочку, как луковую кожуру. И, точно отзываясь этому бестелесному зову, я начинаю осыпаться черепками, обращаться в пыль, возрождаясь в рассыпанном пламени чужих глаз, вырываясь из тысячелетнего плена нелепых амбиций, цепляясь множеством рук за сплетенные из предрассудков ванты калипсо-джаза. А она дирижирует моим возрождением, завлекая к себе сквозь расширяющийся до бесконечности горизонтов мир, сквозь восковые маски лиц, сквозь оживший свет, ласкающий музыку. Мотыльком к огню, я стремлюсь к этой бронзовой коже, вдыхаю ее ангельский звон, собираю языком живые бриллианты, рассыпанные по ее груди... Я дым, что проникает сквозь кожу и растворяется в ее существе, я - вопрос, что не имеет ответа, я - дрожащее сплетение страхов и желаний, подвешенное в бездонных глубинах океана под диском полной луны...
Я медленно погружаюсь в бездну, провожаемый тусклым светом, а она, голубоглазая, беловолосая чаровница, кружится вокруг меня. Или она - и есть свет? Я погружаюсь и погружаюсь, и воды вечности смыкаются надо мной. Океан. Океан всюду. И голоса, и песнопения, что просачиваются в само существо, выворачивая душу наизнанку... Они пленяют меня. Дарят покой.
...Я просыпаюсь с рассветом на берегу. Зябко: дует холодный кроссшор. Тру лицо, встаю, прыгаю на месте, чтобы согреться. Некстати ноет нога, напоминая о грехах юности. В инсайде - каша, на воду не выйти. Вздыхаю, запахиваю рубашку и лишь тут замечаю меж пальцев шелковую ленту цвета ультрамарин...
* * *
Волна пришла в начале лета.
Я лишь ухмыльнулся вестям - развод, подумалось мне. Тогда сразу вспомнился спот у Сен-Суси - бичбрейк с прозрачной зеленой водой, ленивые морские волны, узкая полоска пляжа. Оверхед там подобен единорогу: регулярные сэты, тонкий лип, раздолье для трюкачей на шортбордах, рай для кайтсерфинга. Плохое место для тех, кто ищет Большую волну.
Но не в этот год: в начале лета, на споте у Сен-Суси поднялась пятидесятифутовая волна.
На пару месяцев Тринидад стал меккой бигвэйв-райдеров... и их проклятием. Первым пропадает Шон. Уходит на лайн-ап и исчезает Эшберн. Майри, Сайрус, Хироюки, Альбертино - взбесившийся спот проглатывает бигвэйв-райдеров одного за другим. Лучшие из лучших, они просто исчезают - ни тел, ни досок. А волна не покоряется никому. В конце августа на битву с ней выходит Майлз, штурмует восьмидесятифутовое чудовище - его видят верхом на липе за мгновение до того, как ломается волна. О том, что он пропал, я узнаю от Моники - она звонит, обливаясь слезами. Я утешаю, как могу, уже зная, что все решено. В ту же ночь пишу письмо редактору, что ухожу в отпуск - первый за много лет, и бронирую билеты перекладными до Порт-оф-Спэйн.
Как бы долго я ни бежал, моя судьба настигает меня.
* * *
Старик Шульц - известный шейпер, да и серфер, пожалуй, уникальный. Еще до моего рождения, катал с легендарным Шоном Томсоном, потом пришел в бигвэйв-серфинг и что таить греха - привел в него всех нас. Я хорошо помню тот лагерь на Оаху и отчаянный, сумасшедший штурм Пайплайн. За безрассудство "Банзай" наказала меня переломом бедра и навсегда заразила бигвэйв-райдингом: я больше не мыслил жизни без Больших волн.