Шургельцы - страница 11

— Иди запрягай лошадь, — сказал Ванюш Стюпану. — Поедешь за ботвой. Плащ надень. Скоро и я подойду.

— Я тоже поеду, — заторопилась тетка Плаги, — хоть немного, да помогу.

— Ну и я, — краешком глаза взглянув на Ванюша, согласилась Унисье, решив, видно, пока не перечить.

Но Ванюш остановил ее:

— Тетя Унисье, ты подожди, мне с тобой поговорить надо.

Стюпан и старуха Плаги отправились в поле.

Ванюш пристально посмотрел на Унисье, она глаза отвела.

— Ты вчера всю траву, что мы скосили, к своей сестре Елвен отвезла… Так ведь?

— А что мне делать было, лошадь не тянула. Не посреди же улицы сваливать? Я думала, там хуже растащат. До сегодня нас никто травой не упрекал. Трава не больно хлеб…

— Для фермы трава тот же хлеб, — перебил ее Ванюш.

— Столько скота вашим силосом не накормите. Зять, бывало, когда его спросят, сколько заложили силоса, отвечал только: план выполнен. Никто к нему и не придирался. Кто докапываться будет? Кому охота силосные ямы разгребать да проверять?

— Траву, которую ты свезла к сестре, она себе на сеновал положила. А девушки и парни эту траву чуть не руками по оврагам да в лесу собирали. Разве это по-людски? Сама скажи, разве это по совести? — добивался от нее ответа Ванюш.

— С вами с ума сойдешь, — Унисье, так же не глядя, выбежала за дверь.

Ванюш вынул блокнот, записал: «На правлении сегодня: о силосе…» — и задумался: «А кто там меня поддержит? Салмин на курсах, Шишкина больна, разве что бригадиры… — Он спрятал блокнот и встал из-за стола. — Да, скоро морозы ударят, чем кормить скот, ума не приложу… Эх, товарищ Ерусланов, пропали мы…»

Через два-три дня дождь перестал, выглянуло солнце. На сырой траве заблестели дождевые капли, как янтарные бусы. На берегу Тельцы чернели свежие силосные ямы, две уже наполненные до краев, третья еще неполная. Около нее — холмы свежескошенной травы. Рядом с одним таким холмом, прямо на сырой земле, спит человек. Осенний холодный воздух дает себя чувствовать. Спящий то голову под фуфайку прячет, то ноги старается в траву засунуть.

К полднику Унисье приехала на возу с травой. Она хотела свалить траву, но не тут-то было — прискакала Елвен, стала ругаться.

— Зачем траву увезла?! — Она топнула, как овца, ногой. — Не разгружай воз! — Елвен дернула за вожжи, лошадь круто повернула, телега опрокинулась.

— Не подходи! — закричала Унисье, взмахнув кнутом.

— Ты же моложе меня, постесняйся, рябая! — вопила Елвен.

— Много тебе больно надо, полоротая! — кричала и Унисье. — Воровку из меня сделала.

— Не разевай рот, помело чертово!

Елвен кинулась на родную сестру, вцепилась в волосы ей, свалила на землю. Унисье закричала так страшно, что с фермы прибежали люди.

— Лошадь, что ли, кого лягнула?!

— Убивают кого?!

А сестры не слышали и не видели ничего вокруг.

— Без спроса почему траву увезла?!

— Много тебе надо, ненасытная!

— Если бога не боитесь, людей постесняйтесь, — пыталась остановить их Плаги.

— Людей же смешите, скажут: работники фермы подрались.

Прибежал и Стюпан. Быстро стал сгребать траву, смешал ее с заготовленной.

— Прекратите, а то обеих вас увезу в милицию, дяде Ване скажу, перестаньте, — приказал он строго.

Тем временем проснулся человек, спавший на траве. Это был Матви Капитун. Он посмотрел на жену и свояченицу, махнул рукой, широко зевнул, ощупал карман, что-то искал там, не нашел и стал приставать ко всем:

— Куда дели мою поллитровку? Ты взяла? Я тебе покажу, как водку пить! — Он схватил Елвен за плечи, приподнял ее, поставил на ноги.

Та показала мужу кукиш и плюнула ему в лицо. Матви Капитун вытер лицо, погрозил жене кулаком.

На шум прибежал Трофимов в шляпе, в сером плаще, с огромной папкой под мышкой.

— Еким Трофимович, говори! — Матви поклонился и чуть не упал. — Ты ведь взял?

— Чего я взял?

— Поллитровку светлого. Ты взял? Больше некому брать. Отдай!

— Не видал я твою поллитровку, не приставай.

— Больше некому, кроме тебя. Отдай, говорю. Закон без спроса не велит брать. Не отдашь — акт составлю.

— Э-э, это ты не умеешь. Акты ты не умеешь…

— Нашелся законник, — вмешалась Елвен. — Ну, отдай ему водку сейчас же!

— Чего вы оба ко мне пристаете? — рассвирепел Трофимов. — Это оскорбление, за это я под суд отдам. — И он вынул из папки чистую бумагу. — Составлю протокол. Женщины, не уходите, будьте свидетелями, распишитесь!