Шургельцы - страница 29
— Как здоровье, все ли благополучно? — спросил Ильин, поглаживая короткие темные усы.
— Потихоньку живем, — отозвались женщины.
Плаги-ака выпрямилась, заговорила:
— Сами-то хорошо, скотина плохо, кормов нет. Даже силос не закладывали, пока вот этой женщины сын, — она кивнула на Спани, — из армии не вернулся… Не говорите: «Эта старуха попусту болтает», — полслова лжи нет.
Мать Ванюша посмотрела на старуху смущенно, ее исхудавшее лицо покраснело.
— Заведующий фермой где?
— Он раньше девяти часов не приходит.
— Неужели Ерусланов такой? — удивился Ильин.
— Не он. Тут сейчас другой, по фамилии Маськин, работает. Ерусланов больной… Спани, сама расскажи.
— Мой сын, когда траву на силос косили, простудился. Пятую неделю тяжело болеет. — Спани отвернулась, глотая слезы, но справилась с собой. — Теперь полегчало. Молодые наши дорогое лекарство покупают. Денег собрали, сами в город ходят, приносят. Помогло сыну, боль его теперь отпустила.
— Вот как… А я и не знал, что Ерусланов болен, — покачал головой Ильин. — Подождите меня, пожалуйста, я сейчас… — он направился к домику животноводов.
Там за печкой похрапывал Трофимов. От скрипа двери проснулся, раза два громко чихнул, сбросил выпачканное мелом пальто, встал, пошатываясь, среди комнаты.
— Степан Николаич? Рад вас приветствовать. Когда приехали? Простите, переутомился, чуть прилег да заснул. Удивляюсь на наших сельских начальников: первого секретаря райкома не могут встретить по-человечески. Очень уж загордились они.
— Это неважно, товарищ Трофимов… Что это с вами?
У Трофимова один глаз почти совсем заплыл, под другим — огромный фонарь.
— Товарищ Ильин, скрывать не буду. Семейное положение весьма осложнилось. — Трофимов расстегнул рубаху, показал исцарапанные плечи. — Спина и поясница тоже изранены.
— С кем дрался?
— Я с людьми в драку не вступаю. Жена чем попало била. Или ее, или себя порешу! Я вас, товарищ секретарь, предупреждаю… Как глаза откроются от нанесенных ран, акт составлю. — Трофимов сел за стол, пригорюнился.
— Да вам надо к врачу обратиться, иначе заражение может быть.
Трофимов только рукой махнул.
Ильин вышел, Трофимов поплелся за ним, все бормотал про акты, привычно, однотонно.
— Спани и Плаги-ака подписаться заставлю. Мною райком партии интересуется. А какая-то надо мной издевается!..
Ильин попросил Спани сесть в машину. Они подъехали к дому Ванюша.
В маленькой комнате, оклеенной голубыми обоями, на старой деревянной кровати, коротко и беспокойно дыша, лежал Ванюш.
— Ванюш, сынок, Степан Николаевич приехал. Подняться не сможешь?
Глаза Ванюша казались огромными на исхудавшем лице.
— Степан Николаевич, это вы?
— Я, Иван Петрович, — откликнулся Ильин, с жалостью глядя на Ванюша. Он снял пальто, повесил его у двери, пощупал печку и подошел к кровати. — Что ж это ты, брат, — сказал он растерянно, достал платок, долго вытирал лицо, хотел было закурить и не закурил, положил папиросу на шесток.
— Мама, помоги подняться.
Гость и Спани усадили Ванюша, положили ему за спину большую подушку. Ильин опустился на скамейку.
— Очень тяжело болел, в бреду метался. — Спани достала из шкафа бледно-голубой листок, показала гостю. Там было написано: «крупозное воспаление легких».
— Ты, говорят, в больнице был? Как же ты дома очутился? Я только из командировки приехал, на ферме о твоей болезни услышал.
— Мама очень горевала, в город ей ходить сил нет. А я знаю, она день и ночь плачет. Вот и упросил, когда температура нормальная стала. Да потом… — Ванюш замялся. — Больных сейчас очень много, долго место занимать стыдно. За мной и дома хорошо ухаживают.
Ильин сокрушенно качал головой, говорил как бы самому себе:
— Поберечь бы надо… Не бережем людей. — Пощупал пульс у больного, но, видно, ничего не расслышал — очень был расстроен.
Спани хотела угостить гостя чаем. Но Ильин, поблагодарив за уважение, заторопился, крепко пожал Ванюшу руку, пожелал здоровья, просил беречь себя. В сенях хотел дать Спани деньги на лекарство и питание, но Спани так замахала на него руками, затрясла головой, что он совсем смутился, невнятно попрощался с ней и чуть ли не побежал к машине.