Шургельцы - страница 33
В западной части города стояли высокие мечети с полумесяцем на шпиле.
В центре кривыми рядами тянулись лавки. Торговали здесь мануфактурой, чаем, сахаром, чем придется.
Шумно проходили базары по четвергам. Чуваши называли их кесьнернибазарами. Выпятив толстые животы, еле передвигали ногами буинские купцы. А чуваши из Тыхырьял, чтобы добыть денег для уплаты податей, продавали за полцены всю свою рожь.
Нередко можно было такой разговор услышать:
— Чтоб уплатить подати, теленка продал… Пока еще деньги не отнес, хлеба бы напечь, детишек бы накормить разок, — говорил чуваш.
— И-их, Васлей-дустым, муки одолжи детям, чумару пусть сварит жена, — умоляюще просил татарин.
Чувашии собирал со дна своего мешка муку, делил на две части.
— Рэхмэт, — благодарил татарин, обеими руками сжав руку чувашина.
С тех пор много воды в Свияге утекло. И города Буинска теперь и не узнаешь. На месте базара, где грязь была по колено, теперь парк — березы и клены, липы и тополя зеленеют. Войдешь туда, обратно уходить не захочешь. В северо-западной части, где только лебеда и осот росли, — станция железной дороги. Паровозы гудят, посвистывают, сигналят автомашины.
И какого народу здесь только нет! Вот двое парней идут, разговаривают по-чувашски. Про них не скажешь, что крестьянские дети. Это — молодые горняки, побывали в дальних краях, в тех, которых ни отцы их, ни деды не видели. Чуть впереди две женщины, одна чувашка, в платье с двумя оборками, обшитыми голубым кружевом. У другой из-под платка, повязанного углом, толстая коса змеится, к концу косы подвешены три серебряные монеты, это татарка. А разговаривают как родные, как сестры.
…Приехавших из колхоза «Знамя коммунизма» пригласили в кабинет Ильина. Шишкина и Салмин, усевшись за стол, переговаривались тихонько. Шихранов сел в одно из кресел, расставленных возле стены, достал толстую папку с надписью «Сведения», взял в руки карандаш.
Шихранов несколько лет назад работал в промартели в Урюме. В то время его в райком партии и в райисполком вызывали гораздо реже, и работа была простая. И в райкоме тогда работали другие люди, спокойные, солидные. «А этот почему-то на мои слова совсем не надеется», — тревожно думал Шихранов, взглядывая на Ильина.
Тут же был и председатель райисполкома Иван Гаврилович Митин, полный, даже рыхлый мужчина. Шихранов глядит на него, чувствует: неспокоен товарищ Митин. Вот он наклонил голову, и стала видна лысина, похожая на дно старого медного котелка, вздохнул. Был он в старой, обтрепанной гимнастерке — ясно, занятой человек, не до нарядов.
Второй секретарь райкома тоже в гимнастерке. Хотя на вид ему нет еще и сорока лет, волосы на висках засеребрились. Черты лица у него правильные, глаза большие и ясные, лоб широкий. Тоже новый человек, фронтовик. Кто их раскусит?
Рядом с Митиным сидела женщина по фамилии Симакова — третий секретарь райкома. Она была одета нарядно, в черное крепдешиновое платье, на запястье поблескивали маленькие часики, волосы на затылке уложены тяжелым узлом.
Когда Шихранов служил в промартели, Симакова работала председателем сельсовета в Урюме. Секретарем ее выбрали прошлой осенью. «Кроме бабы, другого человека на такое ответственное место не нашли», — зло и с завистью думал Шихранов. Он и не услышал, как началось заседание бюро.
— Товарищам известно об отставании колхоза «Знамя коммунизма» по животноводству, — начал Ильин. — Надо прямо сказать, правление ничего не сделало для заготовки кормов. Товарищ Шихранов охладел к честным, работящим людям, с фермы почти все хорошие работники ушли. До прихода Ерусланова на ферме орудовала семья Сидоровых, надо сказать, бесконтрольно и хищнически. Руководители колхоза это терпели. О причинах пусть расскажет сам председатель.
Шихранов встал с мрачным видом, надел очки, уставился в свои бумаги.
— Мне, заранее предупреждаю, побольше времени нужно будет. Знаю, что некоторым не по вкусу придется. Однако факт, что «Знамя коммунизма» ни один год, кроме текущего, хлебопоставок не выполнял…
— Сергей Семеныч, про это мы знаем. Отвечайте на вопросы, интересующие бюро.