Шургельцы - страница 54
— Сергей Семенович, что ты как чужой спрашиваешь? Знамо, что случилось. Коровушки-то как плетень.
— Плетень ли, забор ли, потом поговорим, — оборвал ее Мешков.
Когда выходили из телятника, навстречу попалась детвора. Каждый шел с полным ведром — для теленка еду нес.
— Здравствуйте, здравствуйте! — закричали ребятишки весело, как птицы.
Скоро из телятника раздались их звонкие голоса:
— Пей, Мишка-умница!
— Кушать захотелось, маленький?
Пришла и учительница Нина Петровна, да не одна, с двумя мальчиками, побольше других. Они что-то привезли на салазках, стали таскать в телятник тяжелые мешки. К ним подошел Ванюш.
— Это еще что у вас? Давайте вместе понесем.
— За сбор желудей овес отпустили. Мы смололи посыпку для телят.
— Спасибо вам, спасибо, — поблагодарил от души Ванюш, взял мешок, потащил к большому ларю.
Гости, хотя Шихранов их и не приглашал, захотели посмотреть свиноферму.
Крытый соломой свинарник был низкий, широкий, с коридорчиком посредине. Свиньи сердито тыкались в доски, приподнимались на задние ноги, подолгу смотрели на вошедших одинаково узкими скучными глазами.
— Тьфу, чертово отродье. Чем они вымазались? — сердито спросил Шихранов. — Товарищ Маськин, что это такое, почему вовремя не меняете подстилку?
— Где трудный участок, туда меня и бросаете, — проворчал Маськин. — До этого я на молочнотоварной ферме был, и здесь дела не лучше, голова кругом идет. — Маськин поковырял в ухе, оттуда выпала вата.
— Уши болят, что ли? — посочувствовала Дуся.
— Здесь, если вату не сунешь, оглохнуть можно.
Дела здесь были так плохи, что над Маськиным даже не посмеялись.
— Эй, Акулина! — позвал он.
Подошла невысокая молодая женщина в пестром ситцевом платье. На ходу она расчесывала волосы.
— Что за напасть?
— За свиньями хорошо ухаживаете, с любовью? — спросили гости.
— В колхозе кто свиней любит?
— Сколько трудодней получаете?
— А я не знаю, сколько завфермой напишет… Кум Иван, чего не отзовешься?
Маськин открыл старую кожаную папку.
— Сейчас скажу, товарищи. Я ее не обижаю: это самая сознательная работница. Фамилия ее, значит, Малышева. Сейчас вот… В прошлом месяце тридцать один, в этом месяце двадцать восемь записать придется.
— Как это так? — Акулина прищурила серые глаза. — В прошлом месяце я больше недели в Ракове жила. А в этом постоянно здесь работаю. Откуда ты такой добрый взялся?
— Не галди-ка, организованность нужна. В прошлом месяце свиней досыта кормили. В этом месяце норму картошки снизили. Значит, другими словами говоря, дел поубавилось. Правильно или нет?
Акулина не стала разговаривать, тряхнула волосами, повернулась и ушла.
— Женщины не понимают. Им бы дармовые трудодни получать, — сказал Маськин. — Ничего, я разверну мероприятия. У меня на этот счет твердый график…
Но было не до Маськина и его разговоров. Бурундуковцы уже поняли, как живут шургельцы.
— И картошка для свиней кончается. Сами видите, соревноваться с вами — кишка тонка. Я об этом неоднократно говорил, — откровенно сказал Шихранов, когда они уже шли к правлению. — Нам сейчас позарез помощь нужна. Да ведь это и закон: помогать отстающим.
— Передовые колхозы не дойные коровы, а отстающие — не телята, чтоб молоко сосать, — сказала Пичужкина. — Я не понимаю одного — земля Шургел лучше наших земель, такой земле только поклониться в пояс — чернозем. На моей памяти вы скота держали больше, чем в Бурундуках. А теперь у вас вдвое меньше, и тот при последнем издыхании. А вы говорите о помощи. Это что, за вас все делать? А может, тут руководитель виноват?
— Вы меня оскорбляете… — начал Шихранов обиженно и по привычке даже угрожающе.
— Обижаться тут нечего. В первую очередь вы виноваты, а потом, понятно, районные работники, защищающие отсталые колхозы.
— Вернее, отстающих председателей, — уточнил Соловьев.
— По-вашему, кадры как перчатки менять нужно? Нужны условия, чтобы работать, — нападал Шихранов.
— Кто их создать должен? Испугавшись поросячьего визга, догадались уши ватой заложить. Рационализация — нечего сказать! — возмущалась Пичужкина. — Кто у вас там работает? Маськин этот. А мусор, грязь, навоз вывезти со двора не догадались. — Пичужкина махнула рукой. — Гнать таких пора в шею.