Шургельцы - страница 8

Ванюш взял книгу, стал перелистывать. Вошел еще один мужчина, седой, с белым шрамом над бровями. Лицо крупное, и сам высокий, сильный на вид.

— Вы раньше меня пришли, — сказал он, поздоровавшись.

— Да, дело не шуточное, торопимся, — ответил счетовод. — Ефрем Васильич, вы, как парторг, должны быть в комиссии.

Не дожидаясь согласия, он написал: «Салмин Е. В. от парторганизации».

— Никита Савельич, пригласи этих людей. — Счетовод протянул бумагу со списком старику. — Сейчас же собери, пусть и Трофимов распишется.

Старик положил перед ветсанитаром бумажку.

— Не мешайте: видишь, охформляю, — отмахнулся тот. — Удивляюсь я, человек по горло занят, а тут у него под ногами путаются.

Тяжело ступая, он ушел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собою дверь.

В правление вошла Анись, исподлобья посмотрела на всех и села на свое место под дощечкой с надписью: «Учетчица».

— Анись, мое задание выполнила?

— Нет, — резко ответила она счетоводу. — Безвинных людей с работы снимаете… — начала она возмущенно, но тут же увидела парня в зеленой гимнастерке, замолчала, прикусила губу, глаза ее смотрели холодно, поблескивали, словно осколки голубого стекла. — Понаехали тут, — прошептала она невнятно, — житья теперь не будет.

На нее никто не смотрел.

По утреннему небу облака пошли, словно белые овцы по горам. Шли-шли, пропали из виду, небо прояснилось, стало голубым. Осеннее солнце ласково освещало большое чувашское село, поле овса, на котором стояли невысокие копешки. Изредка и низко по жнивью, поднимая пыль, проносился ветер. Вот стали слышны приближающиеся голоса: «Давай, давай! Не отстанем от второго звена, покажем им силос!»

Люди шли по дороге, обсаженной с одной стороны молодыми деревцами, большей частью уже сбросившими листву. Послышалась песня. Свежий ветер унес ее далеко-далеко.

Между молодыми кленами и березками замелькали белые платки девушек. Подруги косили. Рядки скошенной травы ложились на поляну округло, будто волны неглубокого пруда, легкие и плавные.

— Дядя Матви плохо наладил мою косу, не берет… — сказала красавица Сухви и поправила свои толстые косы, завязанные на концах голубой лентой.

— Это какую же косу? — отозвалась ее бойкая подружка Прась. — Ленту, что ли, он тебе плохо завязал? Ты бы кого помоложе позвала, — засмеялась девушка. — Вон Хвёкла сумела же — гляди, как ходко косит.

— Все может быть… — сказала Сухви, взглянув на Хвеклу с завистью. — Я ее должна догнать. А то…

— А то что? — быстро спросила Прась.

— Я же с ней соревнуюсь, ты разве не знала?

— Первый раз слышу. Почему мне не сказала?

— К слову не пришлось, — опустила длинные ресницы Сухви.

— Ее косу, наверное, новый завфермой отбил, — сказала Прась.

— Неужели? — Сухви и руки опустила. — Выдумываешь ты, откуда молодому парню такое уметь, быть не может.

Прась, заметив беспокойство подружки, удивилась:

— Я сама видела. Он с малых лет все умеет делать. Разве ты не знала? У него же руки золотые.

Сухви промолчала. Глубоко вздохнула и пошла к стоящему под кленом кувшину. Налила целую кружку уйрана[1], выпила, спросила издали:

— А еще кому точил?

— Не видала я. Да это я так, может, и не Хвекле…

— Эх, подружка ты моя, без разбору он помогать не станет, — сказала Сухви печально, повесила кружку на сучок и вдруг подбежала к подруге. Глаза у нее были беспокойные, лицо вспыхнуло.

— Что с тобой? — удивилась Прась.

— Легок на помине, идет…

— Да ну?

— Вон погляди, — Сухви поправила платок, вытерла травой туфли. — Как стыдно-то будет. Мы отстали.

— Да что все-таки с тобой? — допытывалась Прась.

— Ой, знать бы тебе, — ответила непослушными губами Сухви. — Как увижу его, сама не своя. Пойми ты меня.

— Понимаю, — кивнула Прась.

Подруги стали косить быстро, старательно. Косы поблескивали, осенняя трава покорно ложилась на землю. Ванюш подошел к Хвекле.

— Твоя коса острая?

— Сегодня очень остра.

Ванюш взял косу и пошел ровно, лишь плечи да руки заходили. Девушка смотрела на него радостно, сказала:

— Ты, оказывается, не забыл косить. У тебя меж прокосами широко и чисто, как на току.