Шутиха-Машутиха - страница 55
— Архиповна, а зачем же ты хранишь справку о том, что у Филатова открытая форма туберкулеза и он нуждается в курортном лечении? Филатов-то уж двадцать с лишком лет назад умер.
— Да вот храню. С печатью, так думаю — нужна будет. Откуда знаю, про что там.
Шкатулка стала наполовину пустой. Взяла она эту половину в военкомат.
«Комиссия» по делам вдов состояла из одного человека. Он сидел от Архиповны далеко. Она оставила перед ним бумаги и села у конца длинного стола.
«Комиссия» ей сразу не понравилась. Сопит, словно у него вечный насморк. Изучал-изучал бумажки, а потом ехидно так спрашивает:
— Так вот, гражданка Колобова, мы ведь квартиры даем вдовам.
Архиповна поднялась было, чтобы подтвердить, что да, она вдова и есть.
— Минуточку, минуточку, — жестом велел он ей сесть. — Вы состояли в браке с Красновым, когда он ушел защищать Родину.
— Да, да, — подтвердила Архиповна, — все верно. Он снова подвигал ладошкой — мол, сидите.
— Но вы же снова вступили в брак, стало быть, потеряли права на льготы…
И столько было в его голосе осуждающего, что Архиповна даже испугалась — вот как он о ней плохо думает.
— Ждите, переселят вас в общем порядке.
Она уходила от «комиссии» со всеми своими бумажками в узелке. Шла и не видела дороги.
Может, с этого визита и началась у нее жизнь-воспоминание? И сколько бы она ни вспоминала ночами, сколько бы ни думала о тех годах, она ни разу не жалела, что вот так все у нее нескладно получилось, и вся-то жизнь у нее, оказывается, шла для того, чтобы стать воспоминанием, а не продолжением каких-то событий ее молодой и такой несуразной, с точки зрения «комиссии», жизни.
— Эх, Гриша, Гриша! Красненький мой! Выхватил меня с вечерок, да и не отпустил!
Она глядела в рамку с фотографиями, где был один-единственный снимок с мужем ее — Гришей Красновым. Не успели больше. Фотографа в деревне не было, а этот сплошняком всю деревню переводил к тумбе с бумажными розами, спасибо ему, сердешному, что достучался к ним с Гришей. Старики куда-то отправились в другой конец деревни, а у них с Гришей месяц медовый! И так он приласкался к ней, вот только с поля прибежал, волосы ветром пахли, так приласкался, бросила она творог из сыворотки вынимать да так с шумовкой и припала к нему… До горенки своей не дошли, упали в боковушке у стариков. Вон, на карточке, губы-то припухли. Так и есть, что только их целовали. Гладит карточку Архиповна, а сердце-то тук-тук-тук, как будто сейчас Гриша слово заветное сказал…
Карточку эту она получила уже без него. Вот и вся семейная жизнь. Бабы, которые в положении остались, те счастливые. Не так думалось о страшном. А ей, куда ни пойди в деревне, Гриша мерещится.
Деревня у них большая была. И народу много в мир выпустила. Разные люди получились. И летчик, и врачи, и инженеры. И один генерал, родня Гришина, дядя ему. Приехал на короткую побывку родню проведать и сманил Архиповну в город. Чего, мол, тебе тут киснуть? В городе и Гришу быстрей встретишь, хоть на день. С такой верой она и приехала в военный городок. Сперва жила у генерала с генеральшей. Дом вела.
С детства хозяйство научена вести. В колхозе работала — от работы не увертывалась. Семнадцать стукнуло — за конюха оставалась, на лесозаготовки от колхоза зимой ездила. Чуть какая заминка, не идет никто — давай Катьку, она безотказная!
Потом генерал устроил ее на работу в комендатуру. Была за дворника, поломойку, прачку. Комнатку выделили в военном городке. Все бы ничего, да Гриша как в воду канул. А пришло письмо — обрадовалась. Прочитала ей жена генерала бумажку — словно поездом Архиповну переехало. Всю ночь прокачалась на скамейке в скверике, вроде легче так, вроде мысли какие-то плещутся…
Однажды после рабочего дня, она уже полы в комендатуре помыла, цветы полила, уходить надо, вышла на крыльцо, а там солдат сидит. Со спины узкий, молодой, вроде видела его днем, когда он начальство ждал.
— Подчистую, что ли? — понимающе спросила Архиповна, заглядывая в землистое лицо солдата.
— Подчистую! — веселея неизвестно от чего, подтвердил солдат.
— А чего тут сидишь?
— Некуда мне идти.