Сибилла - страница 46
Она пела, и шедшие рядом мужчины нежно и с благоговением смотрели на нее; звезды с каждой секундой становились всё ярче, а бескрайнее поле всё глубже погружалось во тьму.
— Стивен, — сказала Монахиня, оборачиваясь к более молодому из двух своих спутников и глядя на него с улыбкой, — а вот скажи, разве тебе не кажется, что было бы куда справедливей провести эту ночь в каком-нибудь монастыре, а не спешить, вот как мы теперь, к железнодорожной станции, наименее живописному из творений людских?
— Железные дороги принесут людям не меньше пользы, чем монастыри, — ответил Стивен.
— Если бы не железная дорога, мы бы ни за что не побывали в Аббатстве Марни, — подтвердил старший из путешественников.
— И не увидели бы могилу последнего настоятеля, — добавила Монахиня. — Отец, когда я различила на камне твое имя… Горе мне, но я и в самом деле почувствовала себя несчастной оттого, что представителю нашего рода было суждено передать эту святыню в руки таких ужасных извергов.
— Он ее так и не передал, — отозвался отец. — Его пытали, а потом повесили.
— Он в сонме святых, — произнесла Монахиня.
— Хотел бы я увидеть человеческий сонм, — сказал Стивен, — где не осталось бы жестокости, а всё потому, что прекратились бы грабежи.
— Ты должен помочь нам вернуть наши земли, Стивен, — подала голос Монахиня. — Отец, если это когда-нибудь произойдет, обещай, что я смогу возвести там обитель для благочестивых женщин.
— Мы не забудем нашей старинной веры, — ответил ее отец, — это единственное древнее достояние, которое мы сберегли.
— Не понимаю, — сказал Стивен, — как же вы упустили из виду эти бумаги, Уолтер?
— Тут вот какая штука, друг мой: они никогда не были моими — я только видел их, но ни разу не держал в руках. Бумаги принадлежали моему отцу, и он ревностно оберегал их. Отец был мелким йоменом, поднялся в годы войны, сколотил капиталец — но всегда страстно желал, чтобы, согласно старинному обычаю, эти земли были нашими. Тогда-то его и взял в оборот этот Хаттон — я слышал, он хорошо управился со своей работой; само собой, отец совершенно не считался с расходами. В День святого Мартина>{263} будет двадцать пять лет, как он добился приказа о праве:>{264} его загнали в угол, но не сломили. Только вскоре после этого он умер; дела свои отец оставил в большом беспорядке: он заложил землю под этот приказ, да ведь цены были уже не те, что в годы войны. Долги набежали такие, что вовек не расплатишься. У меня не было средств, чтобы содержать ферму. Сделаться работником на той земле, которая однажды была нашей собственностью, — нет, до такого я бы не опустился. Я тогда как раз женился — приходилось крутиться изо всех сил. Я был наслышан о новом производстве, на котором изрядно платят, — и ушел из родных краев.
— А бумаги?
— Я о них и не думал вовсе или же думал с омерзением, как о причине моей погибели. Но знаешь, когда ты зашел на днях и открыл передо мной книгу, в которой было написано, что последним аббатом Марни был некий Уолтер Джерард, забытое чувство снова заклокотало во мне — и я уже не мог удержаться от рассказов о том, как мои предки сражались при Азенкуре>{265}, хотя сам я — всего лишь смотритель на фабрике мистера Траффорда.
— Славное древнее семейство, приверженцы славной и древней веры, — произнесла Монахиня, — и да будут благословенны эти люди!
— У нас есть причина благословлять их, — заметил Джерард. — С ними я понял, до чего же это замечательно — работать на благородного человека; что до моей дочери, благодаря им она получила воспитание в святых стенах и стала такой, какая она есть.
— Такой, какая она есть, ее создала природа, — тихо, но с чувством в голосе сказал Стивен. Потом он продолжил уже громче и отрывистей: — Так что же этот Хаттон? Вы знаете, где он теперь обитает?
— Больше я о нем не слышал. Правда, через год после смерти отца я наводил кое-какие справки, но этот малый уехал из Моубрея, и никто не мог сказать мне, в каком направлении. Наверняка жил на деньги от нашей тяжбы и исчез вместе с нашими надеждами.
После этого наступило молчание — каждый погрузился в свои думы, тем более что ласковая ночь и мерцание звезд настраивали на размышления.