Сигнальный экземпляр - страница 11
— Разволновался, значит?
Энди кивнул.
— Никогда не думал, что можно разволноваться настолько, чтобы напрочь потерять всякое представление о теме.
Директор Барни захлопнул учебник с громким хлопком. Все вздрогнули.
— Что ж…
Он снова взял в руки журнал и долго его изучал. Потом повернулся к математику и неестественно дружелюбно спросил:
— Уж не завышаете ли вы им оценки, мистер Дэвидсон?
Бедный мистер Дэвидсон растерялся от такого прямого вопроса.
— Я… Ну, понимаете… В каждом отдельном случае…
— О, понимаю.
Директор Барни повернулся к классу и сказал, указывая на доску:
— Если вы думаете, что вот это вам сойдёт с рук, то вы ошибаетесь. Не стоит злоупотреблять моим доверием. Это понятно?
— Да, директор Барни, — отозвался класс. Вышло надтреснуто и жалко.
— Хорошо. А ты, Энди… — директор Барни повернулся к парню. — Ничего не поделать, придётся побеседовать с тобой в моём кабинете. Может, там ты научишься решать элементарные примеры. И не врать, — добавил он, глянув и на мистера Дэвидсона.
Энди молчал. Сказать было нечего. Было бы окно — можно было бы подбежать к нему. Но именно в этом кабинете один раз уже выбросились из окна, и теперь это, увы, невозможно. Энди просто проиграл. Проиграл математике. Проиграл директору Барни. Что тут скажешь? Умолять он не собирался, да это и бесполезно.
— Марш отсюда, — бросил директор Барни, и ребят как ветром сдуло.
— Может, вам стоит немного пересмотреть методику преподавания? — обратился он к мистеру Дэвидсону, многозначительно взглянув на окно с решёткой. Мистер Дэвидсон знал, что предыдущий математик выбросился из окна. Знал и многое другое. Но отвечать директору Барни не стал. Ему было горько и омерзительно. Ему было по-настоящему плохо.
Директор Барни, так и не дождавшись ответа, усмехнулся и пошёл в свой кабинет. Энди поплёлся за ним. Выбора у него всё равно не было.
Себастьяна тошнило в туалете. Он отравился страхом и пытался от него избавиться. По крайней мере, так, и довольно ясно, он себе это представлял. Себастьян знал, что если директор Барни начнёт проверять их реальные знания, численность учеников резко поубавится. Он думал о своём последнем разговоре с Ронни. Думал о Саймоне. О том, что они предлагали сделать. Себастьян настолько ослаб, что еле поднялся с колен. Похоже, вариантов нет. Они должны это сделать, иначе в следующий раз у доски может оказаться сам Себастьян, или Ронни, или Саймон. Себастьян медленно пошёл в комнату отдыха, где они спали. Идя по коридору, он представлял себе Тима и Энди, которые так же шли по этому коридору, но за директором Барни. В его кабинет. И не возвращались.
Пошатываясь, он вошёл в комнату и сказал Ронни только два слова:
— Я согласен.
* * *
Выборочные проверки продолжились. Учителей это здорово припугнуло, и бог знает, что именно имел против них директор Барни, но идти против него они не стали. Никто больше не завышал оценки. В том числе и мистер Дэвидсон. Потому что учителя математики у них снова временно не было. Поговаривали, что он уволился.
— Уволился? Отсюда так просто не уволиться, — покачал головой Ронни. — Боюсь, он пострадал из-за нас.
— И что с ним теперь? — в голове у Себастьяна сразу возникло много разных, испуганных мыслей, но он старательно их отгонял.
— Кто знает…
Себастьяна передёрнуло.
— Господи, как можно быть таким… Таким, как директор Барни. Как?!
Ронни понимал, что это скорее риторический и отчаянный вопрос, но всё же задумался.
— Знаешь, говорят, когда-то давно он сам здесь учился. Раньше это здание было обычной школой. Спустя годы она стала совсем запущенной, её собирались закрывать и сносить. Но в то же самое время один из её бывших учеников как нельзя кстати получил наследство. Это был директор Барни. Он выкупил и отреставрировал здание, сохранив школьный профиль по желанию властей, но добавив ещё один по собственной инициативе. Он стал полновластным хозяином в своём личном мире, своей школе-приюте, единолично контролирующим всё и вся. Говорят, к тому времени, как он стал здесь директором, он уже немного тронулся. И не факт, что на это не повлияло его обучение здесь. Похоже, это место никогда не отличалось доброжелательностью.