Симптомы Бессмертия - страница 39

стр.

Вид на улицу затеняла видавшая виды серая тюль. Мебель, похоже, соперничала по возрасту с самим домом. По крайней мере на первый взгляд – такая же дряхлая и ненадежная, как все вокруг. С хорошо заметным привкусом увядания, тлена.

Дед уселся за письменный стол. Я аккуратно оперся на спинку стула. Деревянное изделие натужно скрипнуло, но выдержало. Ободренный успехом, оседлал сидуху.

– Меня зовут Марк Брунель, – доверительным тоном доложил старикан, – И я, как бы сказать, негласный предводитель местной коммуны.

Пожал плечами, не прекращая внимательно разглядывать старца. Не нравился он мне. Вызывал какое-то неосознанное отторжение.

– Слыхал я об одном Брунеле, – с сомнением покачал головой, – Говорят, великий был инженер. Однофамилец? Теска? Или может…

– Да-да, все правильно. Когда-то считали меня лучшим. Уважали. До тех пор, пока не посмел сказать слово поперек.

– Ну, тогда вам, должно быть, далеко за сотню?

– Сто семьдесят пять, если быть точным, – не моргнув глазом, поправил дед.

– Интересно получается, – кривая ухмылка поселилась на губах помимо воли, – Предводитель доноров не только сам не донор. Но и – кто бы мог подумать? – долгоживущий! Попахивает абсурдом, не находите?

– Пути господни неисповедимы, – философски заметил старик, – Не торопись судить, парень, пока не видишь всей картины. К тому же, времена моей долгой жизни в прошлом. Скоро я умру, как и надлежит любому человеку. Для всего есть свое время. Для молодости. Для жизни. И даже для смерти.

Он замолчал, словно ожидая ответной реплики. Хитрый проницательный взгляд буквально ощупывал каждый сантиметр моей персоны. Не слишком приятное ощущение. Впрочем, мне не привыкать. И молчать я тоже умею. Во всяком случае, помогать Брунелю прервать молчание не собирался.

– Майк, что ты знаешь о долгоживущих? – спросил дед, наигравшись в гляделки.

Тут он, признаюсь, меня удивил. Зашел с неожиданной стороны.

– То же, что и все, – фыркнул в ответ, – Общедоступные данные.

– А слышал ли ты, что на заре своего появления долгоживущие были вне закона? – ехидно ухмыльнулся старик, – И довольно долгое время! Общество сопротивлялось… как сопротивляется всему новому.

Настала моя очередь прожигать собеседника взглядом. Дед только еще больше разулыбался.

– Нет, мальчик, я не застал те времена, родился гораздо позже. Но наслышан, наслышан… от очевидцев. Были люди в то время! Первых лонгеров чуть ли не за чудовищ считали. Едва не линчевали. А знаешь, чем все кончилось?

– Чем?

– Правлением старины Рузвельта. Он ведь в те годы был на пике своего президентства. Чего, конечно, не скажешь о здоровье – едва за жизнь цеплялся. И вот, представляешь – в один день выходит к журналистам, словно заново родившись! Молодой, свежий, энергичный, пышущий энтузиазмом! Со всем накопленным опытом и интеллектом! Ох и задал он тогда трепку Советам! – дед задумчиво посмаковал воспоминания, – И тут – как плотину прорвало. Все лидеры мировых держав один за другим использовали имплементатор. Потому что стало ясно – работает. И за ним – будущее!

– А люди?

– Что люди? – удивленно переспросил Брунель, – Едва за дело взялись политики да богатеи, как процедуру тотчас легализовали. Обосновали со всех сторон: и морально, и религиозно, и рационально. А уж законодательно так оформили – не подкопаешься! А противников заткнули со всей жестокостью, будто и не было их.

– Впервые слышу о подобном.

– Еще бы, парень! Кто же в здравом уме захочет распространять такой компромат? Тем более, что наиболее влиятельные участники тех событий до сих пор живут и здравствуют. Об этом в учебниках не напишут… Вернее, нет уж тех учебников. Честные Бунты и Великое Успокоение – будто и не было ничего.

– Хотите сказать…

– Да не хочу, а так прямо и говорю: вымарано, вычищено! Историю пишут победители, Майк. Вот они ее и переписали. Так, как самим выгодно.

Брунель расхохотался стариковским кашляющим смехом, напоминающим воронье карканье. Я в услышанном ничего смешного не увидел.

– Знаешь, что самое забавное, Майк? – отдышавшись, продолжил дед, – Они же сами себе создали ад. Причем здесь, на земле. Вечный страх смерти, патологическая боязнь несчастных случаев. Представляешь? Если жизнь не ограничена по времени? И умереть ты можешь только насильственной смертью или в катастрофе?