Системщик - страница 14

Хотя, откровенно говоря, слышать собственное имя из чужих уст, столько времени спустя, даже в мыслях его озвучивать, казалось непривычным и даже немного пугающим. Словно похоронив кого-то и возвратившись домой, ты обнаруживаешь этого кого-то на его прежнем месте как ни в чем не бывало.

Непроизвольно поведя плечами и ощущая, как Безликий дублирует это движение в новой реальности, Шестьсот семнадцатый подумал, что этот разговор стоит прекратить до того, как ему станет окончательно неуютно и, найдя лазейку в уже и так не сильно прочной обороне, головная боль одержит над ним верх.

Машинально кивнув из вежливости, то ли прощаясь, то ли подтверждая слова Дрейка, Шестьсот семнадцатый развернулся и решительно зашагал в сторону недавно явившей себя двери.

- Хамло! – беззлобно выдал ему вслед игрок и вернулся под свое покрывало.

***

За следующей дверью обнаружился сад. Даже нет, скорее лес, с не особенно могучими деревьями и пышным молодым подлеском. Высоко над головой терялось вдалеке темное небо, однако большего парень рассмотреть не успел. Звуки стрекота насекомых, шум зелени и ветра, пение и уханье немногочисленных птиц, сладкие и свежие запахи навалились на него со всех сторон сразу, подминая, ломая волю, зажимая голову в тиски.

Как раз в этот момент почти у самого носа парня пролетела яркая белая бабочка. Она и стала последней каплей.

Вместе с болью резко возник страх, продиктованный непреодолимым инстинктом самосохранения. Захотелось увидеть что-то неправильное, какой-то дефект. Размытые текстуры, пиксели, повторяющиеся «скопированные» деревья. Захотелось, чтобы чертова бабочка просто вдруг растворилась в воздухе, будто и не существовала вовсе. Что-то, что доказало бы виртуальность этого мира, реалистичного, но все же не идеального.

Не может быть, чтобы этот мир был полностью выдуман. Так не должно быть. Сон не должен ощущаться реальнее бодрствования. Ярче – да. Эмоциональнее, активнее, интереснее – да. Но не так.

Сердце понеслось вскачь. Шестьсот семнадцатый начал задыхаться. Но чем больше воздуха он вдыхал, тем хуже становилось.

- Выйти! Выйти из игры! Выйти!

Его голос эхом пронесся по лесу, вспугнув пару птиц и какого-то мелкого зверька, которого он не разглядел – точнее, не хотел разглядывать.

«Выход из игры» - послушно сообщила система, и парня выкинуло в темное пространство, теплое и глухое, как материнское чрево. С трудом сохраняя последние остатки самообладания, он вырвался из виртуала и дождался, пока крышка капсулы не съедет в сторону хотя бы наполовину. Шум активирующейся системы фильтрации рассола долетал будто издалека.

Шестьсот семнадцатый в последнюю секунду сорвал с себя маску, перегнулся через борт капсулы, и его стошнило на пол. Рассол с костюма капал в неприятную жижу, увеличивая ее размеры с каждой секундой.

Но даже не это оказалось наибольшей проблемой.

Хуже всего то, что даже сейчас, в этот пугающий и крайне неприятный момент, парню невероятно сильно хотелось вернуться в мир Таркита, куда более живой, чем он сам.

Не смотря на все желание вернуться в Игру, Шестьсот семнадцатый медленно стащил с себя костюм и закинул его в отсек для очистки. Активировал функцию самодезинфекции капсулы. Как был, голый, принял таблетку обезболивающего, вытер пол и только потом направился в душ. Привычные, механические действия и ощущения настоящей реальности постепенно успокоили его и привели в чувство.

Он недооценил игру. Знал ведь прекрасно, что незнакомую ситуацию, окружение и врагов лучше переоценить, чтобы подготовиться заранее. И пусть противодействие будет чрезмерным, но все же всегда стопроцентно эффективным. В противном случае можно попасть в ловушку, приготовленную собственной же легкомысленностью. И все-таки недооценил.

Больше подобного не повторится.

Шестьсот семнадцатый ощущал себя настолько разбитым, что предпочел сразу завалиться спать, не в состоянии даже полноценно расстелить спальник. Сон, нахлынувший на него, сложно было назвать приятным.

Его окружала плотная, живая и пульсирующая тьма, в которой, он это знал точно, ощущал всем своим нутром, затаился враг. Опасный и непредсказуемый. Он не нападал и никак не проявлял себя, но это бездействие сводило с ума еще больше, заставляло до боли напрягать мышцы и испытывать почти постоянный страх. Шестьсот семнадцатый кружился вокруг себя, жадно вглядываясь в темноту и стараясь уловить хотя бы отблеск, тень движения, хотя бы признак чужого присутствия. Но все его усилия были тщетны. Он вертелся до тех пор, пока полностью не утратил ощущение пространства и своего в нем положения, пока не утратил самого себя.