Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме» - страница 13
Он богатырским натянул движеньем
Свой гибкий лук, и отпустил с уменьем
Он тетиву, рукой натер он лук.
В изгибе лука треск раздался вдруг
И завопил, казалось, лук из Чача,
Но суждена была ему удача, —
Свистя, взвилась пернатая стрела,
Хребет Совы насквозь она прошла,
И голова Совы склонилась долу:
Пришел конец величью и престолу.
В степной песок зарылась голова,
Бесславно кончил жизнь свою Сова.
Туранцев ужаснула смерть владыки,
И поднялись и стоны их, и крики.
Сказал владыка новый, Пармуда:
«Роптать не будем. Страшная беда
Нам предначертана творцом небесным.
Для войска поле оказалось тесным,
Мы не сумели на врага напасть, —
Десятая лишь воевала часть,
И многие раздавлены камнями,
И многие затоптаны слонами,
Иные, обезглавлены, лежат,
И среди них — Фагфур, мой младший брат.
Бахрама счастье было недреманным, —
Смиримся перед горем богоданным…»
Бахрам ходил среди бойцов своих,
Осматривая мертвых и живых.
Закат, как кровь, пылал на небосклоне,
С пустыми седлами блуждали кони.
«Узнай, кто мертв из наших смельчаков,
Каких оплакивать нам земляков:
Возьми ты часть моих трудов печальных!» —
Харрода попросил военачальник.
Харрод заглядывал во все шатры
В лощине, у подножия горы.
Одной потерей был Харрод расстроен:
Исчез отважный, родовитый воин,
Из тех людей, чей предок — Сиавуш,
Бахрамом назывался этот муж.
Хотя Харрод искал его упрямо,
Пришел он к полководцу без Бахрама.
Бахрам был этой вестью огорчен.
«Ушел от нас храбрец!» — воскликнул он.
Недолго тосковал он о потере:
Тот появился, словно ключ от двери!
Туранца пленного привел смельчак,
И злобою пылал плененный враг.
Сказал Бахрам Бахраму: «Соименник,
Живи и здравствуй вечно! Кто твой пленник?»
Потом туранцу крикнул он: «Изгой,
Исчадье адово, — кто ты такой,
Откуда, каковы твои занятья?
Тебя теперь твои оплачут братья!»
Туранец отвечал: «Я — чародей,
Я ни врагов не знаю, ни друзей,
Тому, кто воинов ведет в сраженье,
Я помогаю в трудное мгновенье.
На храбрецов я навеваю сны,
Чтоб души были их потрясены.
Ведь это я в тебе тоску посеял, —
Я на тебя тот сон дурной навеял.
Способен и на большее мой дар:
Я — обладатель дивных, сильных чар.
Постиг войска Турана жребий черный,
И на ветер пошел мой труд упорный.
Но если пощадишь ты жизнь мою,
Тебе я буду помогать в бою».
Воитель погрузился в размышленья.
«А вдруг, — Бахрам подумал, — в день сраженья
И впрямь смогу я отвратить беду,
Когда я в нем помощника найду?
Но Совашаху не помог, однако,
Колдун, идущий по дороге мрака!
Нам благо от всевышнего дано,
Иначе не пришло бы к нам оно».
Велел он обезглавить чародея,
Встал и воскликнул, к свету тяготея:
«Творец, великий в счастье и грозе,
Блажен идущий по твоей стезе.
Все — от тебя: тоска и наслажденье,
Восторг и стыд, величье и паденье!»
Сказал военачальнику писец:
«О богатырь, отваги образец,
Ты стал оградой городов Ирана,
Тобой держава наша осиянна,
Тобой возвышен царственный престол,
Ты — вождь и от вождей произошел,
Да славит благодарственное слово
Ту мать, что сына родила такого!»
Простых и знатных отпустил Бахрам,
И разошлись иранцы по шатрам.
Глава девятая
Бахрам извещает Ормузда о победе и посылает ему голову Совашаха; ответ Ормузда
Мир отдохнул от грохота кимвала,
Сошло эбеновое покрывало,
Корабль рассвета выплыл из воды
Сны кончились и начались труды.
Бахрам велел друзьям и приближенным:
«Ступайте вы к поверженным знаменам.
Одних врагов да пощадит ваш меч,
Другим должны вы головы отсечь:
Сюда знамена и рабов доставьте,
Вельмож и венценосцов обезглавьте».
Затем призвал писца, чтоб шахиншах
Узнал о многих радостных вещах:
Что закружилось колесо вселенной,
Что враг разбит коварный и надменный,
Что прибегал он к хитрости, к волшбе,
Но пораженье потерпел в борьбе,
Что бились воины Ирана смело,
Что сила их и доблесть — без предела.
Когда Бахрам одобрил труд писца,
Он выбрал расторопного гонца,
Сказал ему: «Знамена вражьей рати,
А также головы туранской знати —
И Совашаха, и его вельмож —
С моим посланьем шаху отвезешь».
Когда в Туране стало все известно, —
Раздался плач великий повсеместно.
Ни есть, ни спать вельможи не могли, —
Глаза в слезах, а головы в пыли.
Дыханье шаха Пармуды стеснилось,
Кровь сердца по его щекам струилась.