Сказание о граде Ново-Китеже - страница 24
– Бей мирских! – закричали мордастые парни. – Наш святой град пришли разведать!
– От царишки московского подосланы!.. Бей!..
Но из толпы закричали и другое:
– Не тронь мирских! Мы, может, тоже к миру тянемся!
– Мужики, помолчите! Орут, как непоено стадо.
Это крикнула бабенка, коротенькая, но матерая и крепкая, как грибок, с властными, мужскими повадками. На животе ее висел лоток, а на нем, под тряпицей, дымились горячие подовые пироги и калачи, густо обвалянные мукой. Широкое, лукавое и умное ее лицо пылало гневом и брезгливой ненавистью. Она встала против рыжего и сказала не громко, но сильно:
– Чо к младеню лезешь? Пошто на мирских народ натравляешь? Будь ты трою-трижды на семи соборах проклят, Душан!
Рыжебородый опасливо попятился:
– Понесла без весла! Молчи, баба, когда мужики говорят.
– Сам молчи, шептун! Вцеплюсь, рыжий пес, ногтями в твое рыло, и женка твоя не узнает, где что у тебя!
– Ах ты ведьма! – взревел рыжий, бросаясь на пирожницу.
Птуха шагнул было заступить ему дорогу, но не успел. Пирожница взмахнула лотком и трахнула им рыжебородого по голове. Пироги брызнули во все стороны воробьями. Толпа захохотала:
– Налетай, спасены души, на пироги! С горохом, с репой, с зайчатиной!
Рыжий плюнул остервенело и пошел прочь.
– Серьезная женщина! – засмеялся капитан.
– Грандиозная дама! – восхищенно согласился Птуха. – Красавица, теперь, когда у вас на загривке шерсть опустилась, скажите, кто тот рыжий жлоб с мордой в собачьем меху?
– Патрикей Душан, вьюн да шептун, главный подглядчик и доносчик детинский. А мордастые парни, что в суконных кафтанах, тоже из его шайки. Тоже посадничьи псы!
– Агентура, значит? Запомним! А какие ваши анкетные данные будут? Имя, отчество, фамилия, девица, замужняя, вдовая?
– Дарёнка я. Вдова. На толчке в обжорном ряду пирогами торгую.
– Боже ж мой, и вдова и пирожница! Очень приятно! Тогда будем знакомы. Разрешите представиться. – Мичман лихо козырнул, не сгибая ладони и высоко подняв локоть. – Мичман Птуха, славного Тихоокеанского флота! А где вас, Дарёночка, искать, если нужда будет?
– Ишь какой скорый! Вы, мирские, все такие? – оправляя холщовый сарафан, улыбнулась Дарёнка и стрельнула глазами в мичмана.
У Птухи екнуло сердце. Ох и глаза же у пирожницы, черненькие, кругленькие, как у соболюшки, а ласковые и развеселые!..
– Имею вам сказать пару слов, – нагнувшись к Дарёнке, тихо сказал мичман.
– Обожди, мирской. Никак соль везут. Неужто у мужиков духу не хватит на дуван соляной обоз пустить?
Она указала на большой обоз, втягивавшийся в улицу. Запаренные, исходившие кислым паром лошади с трудом тащили по грязи тяжелые возы, укрытые рогожами и увязанные волосяными веревками. По обе стороны обоза ехали конные стрельцы. Капитана удивили глаза людей, смотревших на проезжающие возы. В глазах этих блестела голодная жадность и нестерпимое желание броситься на возы, развалить, растащить их.
– Словно на золото смотрят, – сказал он вслух.
А Птуха быстро выдвинулся к возу, приподнял рогожу, потер ладонью туго набитый мешок, лизнул ладонь и громко удивился.
– Соль, чтоб я так жил! А охраняют, как золото.
– Соль-то, она дороже золота. Без соли и хлебушек не сладок. А мы вот без соли живем, – сказал невесело стоявший невдалеке мужичишка, встрепанный и сердитый.
В дырявой рубахе, в коротких мохрастых портках был он похож на петуха, только что вырвавшегося из драки после хорошей встрепки. И зипун его из дерюги был так перекошен в вороте, будто и за ворот его таскали и трепали без милости. Бороденку словно ветром в сторону отнесло. Но лицо было смелое, задиристое, готовое к новой драке.
– А почему же вы без соли живете? – спросил капитан.
– Видал, какая стража вокруг соли? Глядеть гляди, да кругом обходи! С дрекольем бы навалиться, отбили бы сольцу-матушку!
– Ты чо, Псой, мак ел? Совсем ополоумел! Никогда мы за дреколье не возьмемся. Мы по писанию живем, смирно живем, – покорно сказал стоявший рядом с Псоем мужичок, тоже растерханный, похожий на растеребленный стожок сена, но с лицом робким и кротким, с глазами лучистыми, добрыми и печальными.