Сказание о Железном Волке - страница 74
— Во-от! — прибавилось в голосе у дедушки значительности. — Ты правильно делаешь, Уильям!.. Тогда слушай дальше: на третий день Волк предложил сестре развести костер на той яме, куда она его спрятала… Он железный, ему ничего — теплей будет, а собаки побоятся огня. Но три собаки — недаром их оставила детям Чалая, Уильям! — опрокинули казан, который висел над огнем, похлебка залила огонь, и собаки снова стали мять Волка… Но и это еще не все, Уильям!
— Да, да, — задумчиво поддакивал Оленин.
— И вот когда я был маленький, но уже умел соображать…
— Подросток! — подсказал Оленин.
— Да, подросток… потом уже парубок, как об этом возрасте у казаков говорят… Я все думал, Уильям: почему вместо того, чтобы каждый раз рассказывать, как Железный Волк съедал новый аул, мой дедушка — мир праху его!.. Да не обидит его никто в райских садах Аллаха! — вместо этого опять и опять рассказывает, как сестра пошла на новое предательство… Ведь она могла остановиться, Уильям, ты понимаешь?.. Но она предавала брата снова и снова…
И Оленин зачастил точно так же, как, бывало, подбадривал нас во время ответа:
— Вот-вот-вот…
— И я понял, Уильям — почему, — торжественно сказал дедушка. — И многим стал объяснять… кто не хотел понимать… или не мог… ты слышишь, Сэт?.. Ты, Анзор, слышишь? И расскажите это своим дружкам — другим неразумным пока мальчишкам!
— Да, тэтэж?..
— Что такое аул? — спросил дедушка. — Его можно построить заново… Я не тебе, Уильям — я мальчишкам!.. Вы понимаете, ым?..
— Да, тэтэж…
— Но когда Железный Волк первым делом выест в человеке его живое сердце, ым?.. Я спрашиваю?
— Да, тэтэж…
Но дедушка снова уже говорил с одним Олениным:
— Тогда можно родного брата предать… Ты понимаешь, Уильям?.. Спасут его собаки, а не сестра, которую он выкормил мозгами оленей… а, Уильям?.. Это собаки будут зубы себе обламывать и вырывать с мясом когти, когда станут рвать на куски Железного Волка!.. А сестру, у которой он успел съесть ее сердце, родной брат повесит потом за косы посреди хаты, которую он для нее построил. И будет сидеть на пороге и гладить раненых собак. И очнется только тогда, когда ноги его промокнут от слез сестры — они хлынут уже через порог. И он пожалеет ее: продаст кумыку за штуку сукна… Думаешь, Уильям, адыгейцы такие жестокие, что так закончили эту сказку, ыйт?.. Но как, скажи, можно жить рядом с человеком, у которого Железный Волк съел сердце?.. Тогда и родного брата можно предать… И залить водой землю, где люди рождались и умирали… Где их качали в кизиловой люльке и где над их могилой висит полумесяц, — залить водой! Тогда можно проглотить язык и не возражать начальникам в Екатеринодаре, а только в рот им заглядывать: что ж, давайте зальем Адыгею, если кому-то очень хочется. А екатеринодарским начальникам, если им и жалко этой земли, тоже остается только молчать перед московскими начальниками. Все молчат, если Железный Волк успел сожрать сердце!.. Тогда все можно, если сердца уже нет. Погубить землю… даже если это такая, как эта — райская земля… Понимаешь, Уильям?!
Почему стали лошади? Сами…
Я было шевельнул вожжами, чтобы вожжи тихонько прошлись по крупам да по лошадиным бокам, попробовал было стронуть бричку, но кони только перемялись на одном месте. Заупрямились?
Сложил губы и легонько причмокнул: вперед, мол, вперед! Но они опять лишь перемялись — только и того, что на этот раз как бы в явном каком недоумении.
— Оставь, ей! — сказал дедушка. — Пусть маленько отдохнут… посиди!
Был тот самый вечерний час, когда солнце, которое уже коснулось земли, на глазах плавилось и жаркою малиновой полосой растекалось в обе стороны по горизонту… Темь спускалась словно откуда-то сверху, но чем ниже, тем была она голубей, а само солнце окружала тонкая и нежная зелень. Вслед за малиновыми полосками она тоже продвигалась по сторонам, высвечивая черные верхушки деревьев…
По причудливым, что-то близкое напоминавшим очертаньям я вдруг понял: это оно садится над нашим аулом, солнце…
Мы ехали без дороги, по целику, где скорее всего был выпас, и остановились на пологом, длинном пригорке, похожем на размятый каталкой старый курган… Кто его раскатал так? Время?