Сказания древа КОРЪ - страница 14

… Неужели умирающий просит пива? А во фляге и воды нет.

Андрею стало не по себе. Боковым зрением заметил тень сбоку. Скосил глаза: короткая юбка в крупных складках, нарядные полусапожки – маркитантка, наверное. Эти девки, следующие за армиями, не только торговали галантереей, бакалеей, москательным товаром и, безотказно, собой, но и не гнушались обирать на поле боя мёртвых и умирающих. Схваченных за таким занятием убивали безжалостно. Поднять глаз не успел – француз заговорил быстро-быстро, захлёбываясь кровавой слюной. Силясь понять его, не обратил внимания на слова маркитантки, а когда они прозвучали в его сознании, она удалялась в сторону рощи. Её узкие плечи покрывала чёрная шаль, струились по спине из-под чёрного банта на затылке серебристые локоны. Что она сказала? Женский голос, вызываемый памятью, вновь зазвучал в ушах Андрея: «Жаль его. Напрасно. И тебя жаль, поручик. За эту смерть придётся многое отдать». Что за наваждение! Что ему отдавать? У него ничего нет. Седая голова женщины, её одеяние напомнили зимнее утро двенадцатого года, чёртов кабачок носатого Эшмо. Так это ж та проклятая баба, вещунья!

Из этой мысленной горячки с трудом вывели поручика настойчивые оклики унтера: «Вашбродь, вашбродь!..» – «А! Что? Что тебе? – тут только офицер увидел солдат охранения, сходящихся после атаки к своему командиру. – Кто-нибудь… Ты и ты, догоните ту девку! Сейчас в лесу скроется». – «Где? Там никого нет». – «Да вон же, в чёрном, с белой головой. Живо!» Солдаты недоумённо переглянулись, а унтер подтвердил: «Верно, нет никакой девки, вашбродь». Поручик с досады хлопнул ладонями по ляжкам, точно из пушки пальнул, и замер в недоумении. Чёрная фигура на салатном фоне косогора вдруг расплылась, растворилась в воздухе. «Привиделось», – решил с облегчением, списав непорядок в своей голове на волнение, пережитое возле умиравшего француза. Тот уже не шевелился.

За этим коротким сражением наблюдали с вершины холма вершители судеб мира. Когда дело было кончено, царь Александр велел адъютанту с генеральскими эполетами подозвать бравого офицера. Артиллерист сразу узнал императора, не смутился, лишь вытянулся привычно перед начальством, подкупающим знаменитой на всю Европу «улыбкой глаз».

– Как зовут, герой?

– Поручик Андрей, сын Борисов, ваше величество.

– С сего дня – штабс-капитан, Андрей Борисович… Фамилия-то какая?

Теперь артиллерист смутился.

– Стало быть… Борисов…

Русские в свите государя обменялись понимающими улыбками, «немцы» в лад тоже заулыбались, ничего не понимая. Царь обратился в пустоту по-французски:

– Как называется эта местность?

– Корни, – отозвались услужливые голоса.

– Корни? Хорошо, запишите героя штабс-капитаном Корниным, – и тронул поводья.

У новоиспечённого штабс-капитана закружилась голова. Не от неожиданного повышения в чине. Будто увидел монархом дарованную фамилию начертанной огромными буквами на тугих мартовских облаках и сразу бросился в глаза первый слог – «кор»! «Вот оно, колдовство! Брат Сергей… Корень Борисов, сor – сердце… И сочинять не пришлось… Сам царь… Нет, само Провидение!» – завертелось в мозгу. Ноги стали чугунными. Опустился на прошлогоднюю ослизлую траву. Из лощины уже выползали орудийные упряжки в окружении пешей прислуги.

В анналах европейской истории появилась глава «31 марта 1814 года», описывающая вступление в Париж отборных войск коалиции.

Отбор был непрост. Солдаты и офицеры воюющих сторон изрядно поизносились на дорогах Европы, стоптали не одну пару сапог. А русские успели обтрепаться ещё до Немана. Даже гвардия выглядела непрезентабельно. С трудом приодели несколько частей конногвардейской дивизии, императорских «пешцев» – гренадёр и три дивизиона кирасир. Придали «ряженым» казачий полк, который был живописен самой экзотикой нарядов, будь то обновка или лохмотья. Эта парадная колонна русских, местами разорванная такими же живописными вставками из очищенных и отмытых к случаю австрийцев и пруссаков, открыла торжественно шествие через предместья в сторону Елисейских полей.