Скажи им: они должны выжить - страница 5

Была уже середина марта, когда он наконец добрался домой. По дороге он еще навестил семью одного камрата, которому не удалось выбраться из Сталинграда. Потом на два дня заехал к родственникам в Оденбург[3]. Они, глядя на Иво, никак не могли забыть про его ногу и о том, что он калека.

К дому он подошел огородами, оставил свои вещи у копны сена и пошел по деревне, не показавшись домашним. На рыночной площади развевался флаг со свастикой, позади школы появился барак, в котором размещались иностранные рабочие. Лужайка за бараком стала, видно, чем-то вроде плаца, где собирались по утрам рабочие, перед тем как их посылали на разные работы: в поле, в лес или еще куда-нибудь. Посреди лужайки стояла мачта, на ней тоже вился флаг со свастикой. Иво понаблюдал за девушками, которые слонялись возле барака; заметив его, они поспешно убежали. Двух он помнил по школе, другие были знакомы по танцам в церковные праздники и перед работой в поле, но они его не узнали. Иво стоял, опираясь на палку, и глядел им вслед, как они бежали вдоль улицы и друг за другом скрылись в каком-то доме. Потом он увидел, как спускается с пригорка груженная дровами повозка, а со стороны деревни подъезжает телега. Когда обе они скрылись, он отправился в цыганское селенье. Снег на дорогах был бурый, потемневший, Иво пришло в голову, что только он начнет таять, спокойствию в деревне придет конец. Небо заполнил фён, теплый сухой ветер, Сильве постараться бы убраться в Венгрию или даже подальше, на родину ее прадедов, в Румынию, где они чувствовали себя дома. Добравшись до селенья, он увидел, что дома в нем брошены и разрушены. А чего он ждал, спросила его старая Ага, ведь война, война и война, везде: внутри и вовне война. У нее в завернутом подоле передника лежали латунная чашка и ложка, должно быть, она нашла их в развалинах. Иво перелез через поваленный забор и пошел к другим домам, они были покинутыми, как и дом Сильвиной семьи. На взрыхленной земле, перемешанной с тающим снегом, остались свежие следы. Видать, подожгли. Везде лежал еще не развеянный ветром пепел, и сажа на стенах еще липла.

— Когда? — спросил Иво.

— Четыре дня назад, — ответила Ага. У нее руки были в саже, щеки — в саже, и на волосах — пепел.

— Кто?

— Все мы, — думаю.

Она засеменила ему вслед, на ходу распахнула еще не сгоревшую дверь, висевшую на одной петле.

— Мы молчали. Как зайцы, прижимали уши. И научились хохотать над каждым, кто умирает.

Раньше Ага была повитухой, помогала почти всем роженицам в деревне. После того как армия Гитлера вступила в Австрию, она закрылась у себя в доме и указала на порог ортсгруппенляйтеру, когда тот спросил, не хочет ли она вступить в партию. В деревне появилась новая повитуха, но пробыла недолго, никто не хотел ее помощи.

— Мы не могли знать, — сказал Иво, — ведь сначала так не было. Он, однако, понимал, что они могли всё это знать. Ага рассмеялась. В смехе звучала горечь.

— На неправде нет никаких знаков, да? Смотришь, а она уже здесь. Это они там, в городе, верят всему, что им говорят. А мы должны были почуять нашими крестьянскими носами. Вонь от неправды ее опережает.

Иво вошел в лес, и, передохнув, поднялся на пригорок, откуда вдали видна была Венгрия, пуста[4] и небо. Там он последний раз был с Сильвой. Потом он спустился в деревню и стал напиваться в трактире. Подошел ортсгруппенляйтер, расспрашивал Иво, давно ли он приехал, получил ли снова орден и как случилось с ногой. Немного погодя он спросил, как, по мнению Иво, пойдет дело дальше.

— Зима всех зверски измучила, — ответил Иво.

— Дед Мороз, да? Русские еще сильнее будут мерзнуть, у них — никаких идеалов, не то что у нас. Идеалы согревают.

Он подсел к Иво за стол. Иво подумал, что надо бы его послать к черту, но промолчал.

— К фронту ты, пожалуй, непригоден, — сказал ортсгруппенляйтер.

Иво кивнул.

— Но можно послужить фатерланду и не на фронте. Есть много всякой работы, кто-то же должен ее делать.

Иво молчал, ортсгруппенляйтер объяснял молчание Иво ранением и пьянством. Когда они дошли до трех литров, и Иво почувствовал, как тяжесть вина, соскальзывая с языка, забирается ему в ноги и в тело, а голова постепенно опустошается и задурманивается, к ним подошел старый крестьянин и спросил про русских. У него сын пропал без вести в Сталинграде. Вслед за ним еще один спросил сначала о русских солдатах, затем — о женщинах. И Иво рассказал о девушках, которые приходили к солдатам в расположение роты, хотя это было запрещено. Как солдаты подменяли друг друга в караулах, чтобы девушек не заметили. Еще описал, как его ранило, но прежде упомянул случай, из-за которого его наградили второй раз.