Хоть бейся головой о стекло. Как бабочка.
До крови бы.
Он не вернется.
Как бы там ни вышло, возвращаться он не станет. Это совершенно невозможно.
И что тогда?
Подростку, не окончившему даже школу, не прожить одному. Не добыть денег, не найти жилья. Для беспризорной жизни он совершенно не годится. И эта хлипенькая курточка и тряпичные кеды... Да и чего ради?
Выходит, подыхать в лесу. Именно подыхать, тут уж точно никаких иллюзий, он не Тарзан, не Маугли и не Робинзон, к тому же на дворе весна.
Хотя жить, как назло, сейчас хочется до икоты.
Следующая станция - Камыши; ночевать, очевидно, придется в Комсомольском.
Отчего-то ужасно хочется снова подышать на окно и рисовать пальцем по запотевшему стеклу, как в детстве. Нельзя - рука замерзнет.
***
От последней ночной до первой утренней электрички согревался ходьбой да чаем из термоса - на маленькой станции невозможно было заночевать, не привлекая внимания. Хорошо, что на рюкзаке можно сидеть; плохо, что нельзя лежать. Плохо, что туристического снаряжения на имеющиеся деньги было не достать. Наутро голова была как хрустальный бокал из тетиного серванта, если водить по его граням чайной ложкой. И общее ощущение заиндивелости - будто шевельнись, и затвердевшая одежда захрустит на сгибах, и с тебя посыплется мелкая льдистая пыль. Хотя на деле по ночам сейчас - не меньше плюс десяти.
Завтра чая уже не будет.
Всего его имущества теперь было - наспех заштопанный рюкзак, опустевший термос, второй комплект одежды (надевать, впрочем, нельзя), мрачная книжка, какую не стоило бы тащить в Сиреневый Дол... Несколько вареных яиц (придется съесть на завтрак, пропадут) и полпалки колбасного сыра - нашел в холодильнике, пакетик рафинада - нашел в дальнем углу шкафчика, да купленные лично мальчиком печенье и "быстрая" лапша. К счастью, есть все равно не хотелось - и дома-то в последние дни насиловал себя, заставляя проглотить хоть бутерброд.
В ушах - наушники, но музыки нет: подключать их не к чему, под курткой провод попросту обвязан вокруг ремня. Телефон разбился еще в конце зимы. Но так меньше шансов, что кому-нибудь захочется вступить в разговор.