Сказка Востока - страница 5

– Пожелание гостя – закон, – вздернув палец вверх, постановил Иван Силантьевич, – сбегаю в буфет.

Подискутировав и на эту тему тоже, мы решили идти вместе. Было уже поздно, ассортимент академического буфета нас не устроил, и тогда, ввиду того, что у меня нет пропуска, и могут быть осложнения, мы скинулись, и Калмыков отправился в ближайший магазин. Вернулся он не скоро, и не один, и было видно, совсем навеселе.

– Ну, познакомься, – видимо расслабившись, Иван Силантьевич забывал о своих проблемах, голос задорный, веселый, – тебе повезло, – обращался он ко мне, взмахивая рукой, – лучший специалист в мире по тимуроведению, кстати, мой ярый оппонент, но в жизни мы друзья – Олег Кузьмич!

Калмыков стал выкладывать из пакетов продукты:

– Вы не поверите, – смотрю, килька жаренная, ну, прямо как в добрые советские времена. Правда, цена – о-го-го, – все говорил он. – Я бы уже давно вернулся, да вот у Кузьмича в отделе день рождения, затащили, подзадержался, прошу прощения.

Стол был накрыт. Не только килька, но и тосты были просоветские, многословные, да все не о том, а я хотел, чтобы вновь говорили о Тимуре. Но у них начался, наверняка уже не впервой, диспут о роли компартии на современном этапе.

Меня эти политические хитросплетения, может быть, и заинтересовали бы в иные времена, да не теперь, когда сознание занесло в средневековье. От их речей мне стало скучно, и, видимо, выпитое сказалось, да и не спал я прошлую ночь, вот и стал носом поклевывать, едва скрывая зевоту. И тут неожиданно Иван Силантьевич по столу кулаком грохнул и чуть ли не криком:

– А я утверждаю, что пока труп Ленина земле не предадим, не будет у нас в стране порядка.

– Да что за суеверие?! К чему эти шаманские заклинания? – дружелюбно улыбаясь, развел руками Олег Кузьмич.

– Это не суеверие, – вознес Калмыков указующий перст, – а жизнь. И я более того скажу – эту башку Тамерлана тоже надо восвояси вернуть иль того лучше – прямо в окно, в Москву-реку, а там и Волга, и пусть плывет к своим пустыням, к хазарам и аланам.

Мою сонливость как рукой сняло, а Олег Кузьмич уже по-свойски толкнул меня в бок, говоря:

– О-о! Смотри, куда его занесло. Да при Тимуре уже не было хазар. И аланы – выдумка, миф.

– Что значит «выдумка»? – повысил голос Калмыков. – Вот перед тобой потомок хазар и алан, – указал он на меня.

– Ну, ладно, ладно, – пошел на попятную Олег Кузьмич. – Давай лучше выпьем, – стал он разливать водку.

Теперь выпили без тоста, так же молча закусили. И вновь обращаясь ко мне, Олег Кузьмич, посмеиваясь, сказал:

– Понимаешь, сейчас в науке парадоксальная ситуация: историю интерпретируют, как хотят, в том числе, и, в первую очередь, наши академики. И вот для борьбы с этим злом, с этой лженаукой, создали высокую комиссию во главе с уважаемым моим другом, – он указал на Калмыкова. – И что ты думаешь? Сам впал в другую крайность – сомнамбулизм.

– А это что такое? – удивился я.

– Ясновидящий, предсказатель снов, – с явной иронией. – Иван Силантьевич утверждает, что вот здесь, именно на этом месте у Москвы-реки стал лагерем Тимур, ожидая сдачи столицы. И однажды ему приснился сон, что отсекут ему голову и поставят в Москве на всеобщее обозрение, как сам Тамерлан любил делать.

– А что? – недовольно встал из-за стола Калмыков. – Тебе, как главному тимуроведу, известно, что Тамерлан видел вещие сны и им всегда следовал. Об этом все знают, и это описано в его так называемой автобиографии.

– А что, он и вправду видел вещие сны? – встрял я со своим.

– Да выдумки все, – махнул рукой Олег Кузьмич, – как сейчас говорят, самореклама. Под пророка Мухаммеда подстраивался, якобы наместник Всевышнего. А сам грабил лишь мусульманские страны, мол, за чистоту веры боролся. Только на христианскую Грузию напал, а вот на Византию, совсем ослабевшую, но богатую, не пошел.

– А на православную Русь он разве не пошел? – перебил его Иван Силантьевич.

– Ну, во-первых, Русь, хоть и православная, была частью Золотой Орды. А во-вторых, как гласит летопись, Божья благодать за нас вступилась.

– О-о! – вскрикнул Калмыков. – Это говорит ученый – коммунист-атеист.