Сказки и легенды пушкинских мест - страница 58

Приехали к кузнецу, и царь ево взял к себе во дворец, Соломошку. Соломошки што-то это дело не понравилось. Много ли, мало ли пожил у отца и пропал без вести. Царь асумни́лся об своем сыне: не знаю, куды делся? И давай лить золотую коляску — ево искать. Што, обойдя́ ево, нихто не может эту коляску оценить. Послал посланников возить [коляску] по вольному свету, и по городам, и по селам, везде штобы. И спрашивайте: „Чево эта коляска стоит? Хто может ее оценить?“ Ну, где привезут, народу много за ней толпится. Спросют: „Чево эта коляска стоит?“ Нихто не может оценить. — „А бох ее знает, чево она стоит!“ Возили-возили, все пербывали города и губернии, нихто не ценяет [не оценяет]. Поедем, говорит, домой к царю. Выехали там из одново села, и тут утром табу́н[25] выгнали пастухи. Один пастух сидит и есть. Оне ево спросили: „Цаво эта коляска стоит?“ А у нево в руках маленький кусочек хлеба остался. Он говорит: „Если урожай хлеба, так она дорого стоит; а если неурожай, так она этова вот кусоцка хлеба не стоит“. Бросил этот кусок [в рот] и пошел от них.

Как Соломошка заметил, што это ево ишшут, и ушел от табуна от этово. И ушел на́ море, к корабельщикам пристал и с ними по мо́рю плавал, с корабельщиками.

Эте с коляской золотой поехали к царю. Приехали. Ну, царь спрашивает: „Ну, сказал, што ли, кто што, оценил што ли?“ — „Нету, говорит, никто не знат. Говорят: «Бох знает што!»“ — „Нихто ницаво не сказал?“ — спрашивает царь. „Да сказал, говорит, в одном месте пастух — нихорошо и сказывать, што он сказал“. „Ну, — говорит, сказывай, што он сказал. Я послушаю“ [повторение предыдущего]. „Ну, царь говорит, гоните скоря́я, это он. Он, говорит, правду сказал“. Пригнали посланники на это место, ево нет тут. Он ушел. Сказали царю. Царь после этово осумни́лся; посухати́лся, посухати́лся и помер.

Жана ево осталась царицей. Жана царевала. Вот, знацит, выехала с дружья́ми на́ море на лодке гулять, гуляла по́ морю, и корабельшшики плавают, а Соломошка у корабельшшиков играт в рожок. И царицы, знать, пондравился этот мальцик. „Корабельщики, говорит, продайте мне этова молодца!“[26] Соломошка пересел к ней, в ее лодку. Погуляли-погуляли, приехали домой.

Соломошка видит, знацит, он знает, это мать ево, надо оставаться здесь, бежать некуда.

Ну, вот пожил он тут с матерью много ли, мало ли, мать ево кладет с собой на постелю. Ну, знацит, положила [он лежал] — лежал, и она взяла ево руку, положила на́ грудь. „Это, говорит, тут што?“ Он говорит: „Это, говорит, пешшера; я в этой пешшере сорок недель проживал“. ....... Она ему говорит: „Ну, говорит, царь Соломон, хоть ты и хитер, а насидишься у жене под задом“. Ну, ладно.

Стал Соломошка царствовать.

Много ли, мало ли прошло, Соломошка женился, взял жену из иностранных государств. Много ли, мало ли пожил Соломошка, мать померла у нево. Померла мать, скорони́л, стал помина́ть мать. Пришел к нему Вергазу́лий. „Ты, говорит, царь Соломон, и нас пригласи на поминки-ти“. — „Приходите, говорит“. Приглашат Соломон их на поминки. Ну, оне идут, видимо-невидимо идут, концу-краю не видать, — идет Вергазу́лий. „Вы, говорит, Вергазу́лий, покажите мне конец, сколько вас?“ Вот оне показали конец. „Вбирайтесь, говорит, ко мне во дворец“. Вот они и во дворец вошли. Соломон приготовил им громадный чан. „Ну, говорит, помещайтесь в этот чан: закуски и напитки вам тут всем вравне будут“. Ну, вот оне вобрались. Он взял полотном закрыл, перексти́л, заами́нил — конечно. Оне: „О, говорит, вот так царь Соломон нас угостил!“ Поставили этот чан в церкву — и кончено дело. Стала в России тишина.

Через несколько время царь Соломон отъехал в какой бы [какой-то] город — армию посмотреть свою. Жана осталась одна. Ну што тут делать? А Вергазулий свое дело делает. Остался один цертенок. Зеркалов не было — устроил зеркало и идет к царице. Царица, знацит, взглянула в зеркало и увидала себя. „Эх, говорит, Вергазулий, только царя нет, а то бы мы тебе дорого дали за это зеркало“. Вергазулий говорит: „Мы, говорит, и без царя сделамся. Вот, говорит, выпусти моих братьев, я тебе ево отдам“. Она: „Как, говорит, я их выпущу?“ Он говорит: „Ты захворай, тебя будут в церкви приобща́ть, ты пойдешь мимо чана — дерьни за полотно — оне вылезут“. Ну, вот выпустила — оне полетели из чана, и пошел шум в церкви, только стеклы затрещали. Она видит, дела плохо, царь ее за это