Сказочки без границ - страница 8

стр.
запасные колготки, помаду и райский плод.
Бросит мелочи жизни на откуп теням ползучим,
на немые вопросы ответит: «Бывало лучше.
Замоталась вконец. Времена навалились сучьи.
Вот…».
Дверь запрёт, сбросит плащ и, губу прикусив, завоет.
Проберётся наощупь к центру, на круглый стол
сумку вытряхнет, лист отыщет, что сложен втрое,
пробормочет что-то о меньшем из вечных зол.
…Выцветает мгновенно, глаза западают, остреют скулы.
В списке чёркает нервно и курит, запойно курит.
Замирает за окнами людный усталый улей.
Ж-ж-ж-дёт.

Ведьма с приличным стажем

Подруга моя, ведьма с приличным стажем,
сказала однажды, выдохнув мятный дым:
«Пошло седею… Зрелость. Но, веришь, даже
не представляю его седым.
Милые мальчики нынче. Совсем не спорят —
то-то от них ни сердцу, ни голове…
Разве что чёткий ритм, как в немецком порно.
Впрочем, ещё попробуй устрой нас, ведьм:
если так много помнишь, какое чувство
может родиться от пепла, золы, воды?
Видишь сама, что я: остуда, пустошь.
…Нет, не могу представить его — седым…»
И затянулась. В тонкую сигаретку
вгрызся голодный злящийся огонёк,
пряный ментол, сделавшись серным, едким,
влился в привычный городу влажный смог,
и потекли минуты — опять без цели.
Скука присуща тем, кто живёт давно.
Я наблюдала. Люди смеялись, ели,
что-то скрывали, плакали, шли в кино —
будто пришедших сумерек было мало,
чтобы укрыть в них голод белковых тел.
«Слушай, мне словно триста — я так устала.
Сколько их было, званых, да все не те…»
Сколько их было…
К чёрту.
Один любимый —
и до сих пор не вытравлен из души.
Нет ни воды, ни пепла, лишь колкий иней
да пара слов, что следует придушить.
Вскоре расстались — ветер её попутный,
ветки ломая, рвался в ночной простор.
Чмокнулись нежно, мешая духи и пудру.
…Глупая девочка.
Впрочем, ей только сто…

Когда-нибудь все Алисы

Когда-нибудь все Алисы достигнут дна
в стремлении безнадёжном себя найти.
Одна уже точно знает — нет ни рожна
внутри котелка, и Шляпнику не по пути.
Одна уже точно знает — искристый свет
имеет тенденцию стойкую перегорать,
и если уходишь — не стоит словесный бред
того, чтоб отчаянно ночью марать тетрадь.
Все звёздные ночи звенящих и гулких слов
уходят на поиски новых земель любви.
Повторы, повторы, повторы… сюжет не нов —
да нового в нашу киношку не довезли.
Когда-нибудь ты, Алиса, достигнешь дна
безбрежного мрака своей небольшой души —
так падай спокойно…
А как надоест Луна, подуй на неё легонько —
и затуши…

Метаморфозное

У неё был муж — не любитель груш,
правда, пах всё чаще спиртным грехом.
Приносил с гулянки хвосты горбуш,
лапал грубо, после тащился в душ,
а она шептала: «с таким скотом…»
У неё был кот — ещё тот урод:
воровал, гулял, валерьянку пил,
жил, однако, в доме десятый год,
ровно в шесть мурлыкал семье восход
и смотрел на солнце — невозмутим.
У неё был сын — раб слепых машин,
он менял их часто, они — его.
Он любил лишь скорость и шорох шин,
мерил жизнь на свой дорогой аршин
и хранил царящее статус-кво.
И она варила для всех троих
рыбный суп на чистой воде Vichy,
и перчила щедро, и цвел аир
на болоте спящей её души.
И никто не знал, что летать могла —
ведь она скрывала под прочным льдом
два иссиня-чёрных больших крыла,
но как только дом заливала мгла,
прорезала небо шальным стрижом.