Сказочные самоцветы Дагестана - страница 45

В это время зафыркал осёл.

Дочь Ачун-Чуна подумала, что она недорезала корову, дала Валяй-Мор-гаю кинжал и сказала: «Зарежь!»

Глупый сын хана зарезал осла.

Утром глупая дочь Ачун-Чуна и Валяй-Моргай увидели, что они натворили ночью, и решили бежать. Но свой двор Ачун-Чун запирал на замок, а стены были высокие.

Валяй-Моргай забрался на арбу, стоявшую у стены, дочь Ачун-Чуна взобралась ему на плечи и ухватилась за бревно, выпиравшее из стены. Арба откатилась от стены, и оба повисли на бревне.

– Держись за меня крепче, – кричит вниз дочь Ачун-Чуна, – я сейчас подвину тебе арбу!

Она разжала руки, и оба полетели на землю. Валяй-Моргай сказал:

– Ты не умеешь держаться вверху. Становись вниз! Он добрался до бревна, выпиравшего из стены, дочь Ачун-Чуна ухватилась за его ноги, а потом оба снова свалились на землю.

Ачун-Чун в это время проснулся и давно уже смотрел из окна во двор. Наблюдая, как глупы его дочь и юноша, просивший её в жёны, он подумал: «А почему бы и в самом деле не сплавить дочь из дому? По крайней мере, масло и цыплята будут целы».

Когда он узнал, что Валяй-Моргай – сын хана, он забыл о масле и цыплятах и не горевал о погибшем осле.

Собрав приданое для дочери, Ачун-Чун отправил молодых к хану. На Валяй-Моргая нагрузил кровать, на дочь – чашки, ложки и кульки с чаем и сахаром.

Дорога шла в гору, и сын хана вспотел. Он бросил кровать на дороге и сердито сказал:

– У меня только две ноги, а у тебя четыре. Иди сама!

Дочь Ачун-Чуна передала ему часть своего груза. Когда они поднялись к источнику, Валяй-Моргаю и эта ноша показалась тяжёлой.

– Зачем нам таскать с собой сахар, – сказал он, – когда можно приходить пить чай сюда.

И он бросил свою ношу в воду.

– Так зачем же нам носить сюда каждый раз чашки! – сказала дочь Ачун-Чуна и тоже выбросила всё в воду.

Валяй-Моргай вернулся в отцовский аул. Все признали, что дочь Ачун-Чуна – самая достойная для него жена.

Жили-были два охотника. Вышли они однажды на охоту, смотрят – а у одного ружьё без приклада, у другого – без ствола. Ходили они целый день, ничего не убили, уселись на ночь возле костра, подвесили котёл и ну рассказывать небылицы.

Не успели связать небылицы так, чтобы похоже было, глядь – бежит заяц. Испугался огня и – бух в котёл. Следом лиса, – испугалась людей и – юрк в охотничью сумку.

Обрадовались охотники, только хотели лису из сумки вытащить, – вах!

– третий охотник бежит.

– Салам алейкум, – кричит, – не видали, где тут заяц и лиса? Это моя добыча!

Пока охотники разбирались, кто кого поймал, заяц в котле сварился.

Охотники поужинали, вытерли жирные руки о свои чарыки и улеглись спать.

Ночью костёр потух, в темноте послышались шум и крики, и охотники проснулись.

Оказывается, это дрались чарыки. Третий охотник, который пришёл позже, не успел досыта смазать их заячьим жиром, а правому чарыку и вовсе ничего не досталось.

– Чтобы вам век не видать порядочной пищи и знать только свиное сало, – кричали обиженные чарыки. – Мы целый день бежали за зайцем, загнали его в котёл, а весь жир достался вам, лежебокам. Где это видана такая несправедливость? Мы пойдём жаловаться!

Они в кровь избили чарыки, наевшиеся заячьего жира, и убежали под гору.

Хозяин чарыков испугался.

– Вернитесь! – закричал он. – Я не умею ходить босиком!

Лиса выскочила из охотничьей сумки, догнала один чарык и вернула хозяину.

Второй чарык, который не был смазан заячьим жиром, она найти не смогла. Охотник оседлал лису и, обутый на одну ногу, поехал за ним под гору.

Ехал весну, ехал лето, – глядь – а за горой на поле у богатого князя работает его чарык. Впрягся в пару с муравьём в соху и пашет землю под озимь.

Охотник обрадовался и принялся обнимать свой чарык. А когда узнал, что он за это время заработал не только себе на заячий жир, но и хозяину на хлеб, – совсем очумел от счастья. Лежит ночью на сеновале у князя, мечтает. «Запрягу свой чарык в другой чарык, возьму у князя за чарычью работу пятьдесят мерок зерна, ссыплю в чарык, сам сяду на лису, поеду домой».

Только размечтался так, глядь – а на княжьем дворе лисица запуталась в охапке сена.