Сквозь ад - страница 12

— Чем? — спросил Джагоу.

— Дела идут хорошо. Мы подумали, может можно дать нам небольшую прибавку?

— Посмотрим, — ответил Джагоу. — Упомяну об этом в разговоре со Смитом. Потом позвоню.

Он пошел по набережной, думая о Валентине. Отвратительное создание. Мразь, конечно. Никакого стиля. Настоящая портовая крыса. Но крыса была крысой и требовала присмотра. Джагоу завернул в первое же ночное кафе, которое ему встретилось, и спустя десять минут обменял в баре на монеты сто франков, вошел в телефонную будку, и набрал лондонский номер.

Он тихо продиктовал свое сообщение на магнитофон на другом конце.

— Мистер Смит, это Джагоу. — Потом он дважды повторил номер телефона, с которого звонил, положил трубку и закурил сигарету.

Они всегда связывались таким образом. Смит, располагавший автоответчиком по всей вероятности с автоматическим оповещением о полученном сообщении, всегда звонил сам. Очень просто и невозможно отследить. Абсолютно надежно.

Телефон зазвонил, Джагоу снял трубку.

— Джагоу.

— Это Смит. — Голос как обычно был глухим и невыразительным. — Как дела?

— Прекрасно.

— Были проблемы?

— Никаких. Все в норме. Груз будет отправлен завтра в час из Виньи.

— Хорошо. Наши друзья встретят его как обычно. Деньги за него должны появиться в течение недели.

— Это хорошо.

— На ваш счет поступит обычная сумма плюс десять процентов в последний день месяца.

— Приятно слышать.

— Работник оправдал затраты на него…

— И всю старую славную британскую бессмыслицу. — Джагоу рассмеялся.

— Точно. Я свяжусь с вами.

Джагоу положил трубку и вернулся в бар, где выпил порцию коньяка. Когда он вышел из бара на улицу, дождь продолжал лить, но ему это нравилось. Было приятно. И он пошел, насвистывая, по неровной мостовой.

Но назавтра, во второй половине дня, погода в Виньи была неважной, низкая облачность, дождь и дымка над землей, снижавшие видимость до четырехсот ярдов. Здесь было небольшое летное поле с центром управления и двумя ангарами. Валентин и Агнес сидели в ее «ситроене» на границе взлетно-посадочной полосы и наблюдали, как прибыл катафалк, как перегрузили из него гроб в маленькую «сессну». Катафалк уехал. Пилот ушел в центр управления.

— Похоже, не все ладится, — предположила Агнес.

— Вижу. Мы можем проторчать здесь весь день, — ответил Валентин. — Пойду разузнаю.

Он набросил на плечи плащ и пошел к главному ангару, где одинокий механик в заляпанном белом комбинезоне возился с «пайпер-команчи».

— Курите? — Валентин предложил ему «голуаз». — Мой английский двоюродный брат ожидает тело своего сына сегодня во второй половине дня. Он попросил меня присмотреть за отправкой. Я видел, что катафалк прибыл. А полет-то разрешен?

— Временная задержка, — объяснил механик. — Здесь-то он может взлететь запросто, но на той стороне все не так просто. Первый пилот говорит, что надеется на прояснение к четырем часам.

— Спасибо, — поблагодарил его Валентин и достал из кармана наполовину полную бутылку виски. — Угощайтесь. Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

Механик с готовностью приложился к бутылке. Вытер губы тыльной стороной ладони и сказал:

— По счетам плачу не я. Пожалуйста.

Валентин взглянул на клочок бумаги и набрал записанный на нем номер. Это был коммутатор Кента, который находится к югу от Лондона, но кроме этого ему ничего не было известно о мистических братьях Хартли.

Голос на другом конце откликнулся просто:

— Да?

Валентин заговорил по-английски:

— «Братья Хартли»? Это Виньи.

Голос стал более резким.

— Какие-то проблемы?

— Да. Погода. Но они надеются взлететь в четыре.

— Хорошо. Позвоните мне снова, чтобы подтвердить.

Валентин кивнул механику.

— Оставьте себе скотч. Я еще вернусь.

Он вернулся к Агнес в «ситроен».

— Так и есть. Все откладывается до четырех. Пойдем посидим в том кафе у дороги.

Человек, с которым разговаривал Валентин, положил трубку и, сцепив руки, наклонился к всхлипывающей женщине, сидевшей напротив. Это был слегка лысеющий мужчина, шестидесяти лет, в золотом пенсне, черном галстуке и пиджаке, белоснежной рубашке и безупречно скроенных полосатых брюках. На табличке, стоявшей на его столе было золотом выписано имя Эйса Берд.