Сквозь страх - страница 12
Шамиль сел на скамейку, что стояла у купеческих ворот, и обхватил голову руками, как будто зажимал уши, чтоб никого не слышать. «Пойти в кабак да напиться? Кто-то мне говорил, что хмельному вроде как легче переносить беды, неудачи». Он поднялся, посмотрел на потухшие окна ее дома, который неожиданно стал для него таким близким, и пошел как во сне, не разбирая дороги. В центре города на широкой улице, которая начиналась чуть ли не от самой реки Камы, Измайлов увидел освещенный фонарями двухэтажный дом с большими светящимися окнами. Около обитых железом дверей толпилась разношерстная публика. Женщины громко смеялись, величественно усаживаясь в тарантасы и коляски.
Вот и кабак. А стоит ли туда идти? Ужинать? Не хочется. Пить? Что проку в том. А может, разок попробовать? И Измайлов зашагал к кабаку. «Пьют от беды и горя только слабые люди, неспособные справиться с собой, — вспомнил он слова своего отца. — Этим только двоишь беду». Тут же всплыл и образ любимого учителя, который неустанно повторял: «Пьянство — это добровольное безумство, при котором человек втаптывает свое имя в грязь, погружает и свою семью бездонную пучину нищеты, сжигает дотла в алкогольном пламени мощь своего таланта и волю и постоянно стремится отдать свое здоровье в обмен на катафалк, который благополучно доставил бы о на кладбище».
От этих промелькнувших в сознании слов учителя юноша остановился. Теперь он увидел, что над самыми окнами здания висело грязно-белая вывеска с аршинными буквами на темном фоне стены: «Ресторан-чайхана Галятдинова».
«Неужели это их чайхана? — удивился Шамиль. — Ну и ну! Широко же растопырил свои карманы Нагим-бай. Выколачивает деньги и из пьяной толпы». Он еще раз взглянул на входную дверь и заколебался: идти или нет.
«Интересно, что подумала бы Дильбара, если бы узнала, что я по ночам околачиваюсь по ресторанам? — Он вздохнул. — Ничего хорошего б не подумала. Да и денег только-только. И матери нечего будет дать». Шамиль поймал себя на том, что свои поступки и мысли он стал сверять не только с родителями и учителем Абдуллой, но с Дильбарой. «Вот так новость!» — снова удивился юноша. Она становится вроде как совестью.
Измайлов хотел было уйти, но юношеское любопытство влекло его посмотреть, что там да как. Ведь в ресторанах он никогда не был. А музыка, доносившаяся оттуда, поддразнивала и тянула к себе. Из открытого окна вместе с духотой лилась песенка:
— Шлюха!!! Опять ты, тварь, здесь! — неожиданно донеслось из распахнувшейся двери. Длинный, как верстовой столб, мужчина вытягивал из ресторана упирающуюся девицу с растрепанными волосами. — Опять ты с новым обнимальщиком… А дома мать убивается…
Мужчина рванул ее за руку так, что девица, пролетев несколько ступенек лестницы, растянулась на земле неподалеку от юноши.
Измайлов помог встать женщине. В это время из дверей выскочил мужчина в распахнутом полувоенном френче, под которым виднелось обнаженное тело.
— Ты, сморчок, куда поволок мою бабу, — подскочил тот к Шамилю. — Да я за нее и отдельный номер червонец заплатил. — Вдруг мужчина замер и вытянул вперед шею. — Погоди, погоди… Да ты, кажись, тот хлюст, что помог бежать сегодня одному опасному преступнику. А ну, пойдем-ка со мной в участок!
Шамиль тоже его узнал — это был один из агентов охранки. Он успел лишь схватить юношу за руку, как длинный мужчина, оказавшийся рядом, схватил агента за шиворот и так тряхнул его, что затрещал френч.
— Ты, сволочь, если еще раз соблазнишь мою дочь, я тебе скальп, как медведь, сниму. — И швырнул агента, как котенка, на землю.
Длинная трель полицейского свистка резко ударила в уши. И Шамиль понял: надо бежать. Тотчас он нырнул в незнакомый темный переулок. Потом, когда уперся в тупик, перелез забор, пробежал двор, картофельный участок, перемахнул низкую ветхую изгородь и оказался на какой-то улице. Полицейские свистки, крики глушились в сознании гулкими ударами сердца и тяжелым дыханием. Вскоре, кроме своих шагов, Измайлов почти ничего не слышал: все стихло. Немного поплутав, он вышел к реке. В темноте он споткнулся о бревно, кем-то вытащенное из воды, и упал на мягкий, как опилки, песок. Так он лежал с минуту. Потом не спеша встал и присел на скользкое сырое бревно.