Сладкая жизнь Никиты Хряща - страница 3

В тот день он не пошел в кино. Они еще долго говорили о Петербурге, смерти и любви. Потом Петр затащил его к себе домой, обещая познакомить с очаровательными девочками.

Он очутился в большой светлой комнате, увешанной по стенам коврами, — для звукоизоляции, объяснил хозяин. На улицу комната выдавалась полукруглым выступом, который сам по себе образовывал что-то вроде маленькой комнатушки. На территории этого выступа была сосредоточена вся мебель — книжные полки, секретерчик и множество разномастных стульев, возглавляемых громадным старинным креслом («в этом кресле я принимаю женщин»).

«Взгляните в окно — это Большой проспект, самая унылая улица в Ленинграде, и мне приходится тут жить. В нашем городе нет места, где было бы приятно жить. В Москве иначе — живете в Центре, вам хорошо; на окраине — плохо, зато есть куда податься: в Центр».

В дверь позвонили.

«О, чудесно, это, наверное, Катенька, она вас позанимает, пока я сбегаю в магазин».

В комнату вошла высокая большеглазая девочка. Ее прекрасные ноги были втиснуты в узкие джинсы, и все в ней казалось Никите изумительным — даже неуклюжие руки подростка, на взгляд шершавые от детских пупырышек.

«Меня зовут Катя», — кокетливо сказала она, усаживаясь в кресло и глядя прямо ему в лицо.

Хозяин ушел, оставив их наедине.

Вечером, пьяный, он затащил ее в подворотню. Там они долго целовались, остро чувствуя друг друга сквозь грубую демисезонную ткань. Ему всегда хотелось полюбить кого-нибудь в Ленинграде — вот и подвернулась Катя. Любить Катю оказалось легко и приятно, хоть и была она настоящей стервой — это он приметил сразу, еще в тот вечер. Там, в комнате Петра Гоголя, она смотрела на него, будто признаваясь: «Да, я стерва. Если ты захочешь, я буду с тобой спать. Я даже соглашусь выйти за тебя замуж, но буду тебе плохой женой. И любовницей я не стану такой, какую ты хочешь. Тебе не будет со мной хорошо. И все-таки я согласна любить тебя — если ты пожелаешь».

И он пожелал. Для того и ездил в Ленинград — сперва почти каждый месяц, потом реже. Потом наступил перерыв почти в полтора года. С тех пор он ее не видел.

Об этом обо всем и думал Никита Хрящ, молодой главврач отделения психбольницы «Матросская Тишина», лежа на верхней полке купированного вагона «Красной Стрелы», увозившей его в Ленинград. Ворочаясь с боку на бок, умиротворенный и благостный, он вдруг привскочил и тихо выматерился в темноту, ощутив на пальце привычное давление обручального кольца. «Какого хрена я должен всегда его носить, если Элька норовит его снять при каждом удобном случае». Но приступ злобы минул так же внезапно, как и возник. Заснул Никита с мыслью о том, что Петербург прекрасен, и о том, что он по-прежнему любит Катю.

После отъезда главврача для него настало хорошее время. Галина Васильевна, заместительница Хряща, считала его здоровым и отменила все процедуры, кроме душа Шарко, который, как она полагала, весьма укрепляюще действует на нервную систему. Он же выходил из душевой злой и возмущенный и во всеуслышание объявлял: «Ничего более идиотского не видывал, никакого удовольствия от купания».

Теперь, когда его предоставили самому себе, он стал больше гулять. Долгие прогулки успокаивали его вечно взбудораженное воображение. К тому же, он получил возможность писать. Раньше это было почти невозможно — любое проявление деятельности главврач склонен был расценивать как очередной кризисный момент в ходе заболевания, записи неукоснительно отбирались, и появлялось еще одно доказательство его безумия.

Оглянувшись, он заметил неподалеку хроника из «тихого» отделения, известного тем, что по нескольку раз на дню он начинал вдруг ходить вокруг какого-нибудь неподвижного предмета — дерева или столба, — прибарматывая что-то, схожее с латынью. Постепенно он сближался с предметом и, почти касаясь его, что-то шептал — что именно, никто не знал, — если кто-нибудь случайно или намеренно подходил к нему, он тотчас замолкал и торопливо удалялся прочь.

Сумасшедший кружил около него. Сперва он поискал глазами дерево или столб, потом, не обнаружив ничего подходящего, смертельно испугался. Сумасшедший все приближался.