Следствие… Том 1 - страница 55

Поднялся Бопер.

— Ответь, Жанна, почему бедняки приходили к тебе и воздавали почести, словно святой?

— Бедняки кланяются и вам, но разве вы святые? — ответила она, и в зале вновь послышался смех.

Но Бопера не так легко сбить с толку.

— Откуда у тебя, Жанна, такое ядовитое отношение к святому трибуналу?

— Оттуда, что меня может судить только Бог. А если вы отняли у него это право, то суд ваш неправедный!

— А почему во время коронации в Реймсе твоему знамени было отдано предпочтение перед другими? — отчеканил каждое слово Лемэтр.

— Моё знамя было в труде и подвигах, ему и надлежало быть в чести.

В зале поднялась рука.

Кошон встал.

— Вы что-то хотите спросить?

— Да, ваша светлость, я прошу разрешения задать вопрос Жанне, — сказал горожанин.

— Пожалуйста, — ответил председатель.

— А знаешь ли вы, баронесса Жанна дю Лис, что каждому обвиняемому моложе двадцати пяти лет должен быть предоставлен защитник?

Несколько членов трибунала вскочили и уставились на горожанина.

— Нет, — ответила Жанна. — Я в этом ничего не понимаю.

— Но прекрасно защищается сама, — поспешил ответить за неё Жан Лемэтр.

— Да, это верно, — тряхнул головой Кошон. — Но завтра мы решим вопрос о предоставлении ей защитника. А сегодняшнее заседание объявляем законченным.

Жанну проводили в камеру на верхнем этаже башни замка. Как только помещение собора покинули горожане, председатель поднялся и вышел из-за стола.

— Следующее заседание должно быть закрытым. Мы не можем допустить, чтобы процесс способствовал росту её популярности!

— А работу процесса направить только на обвинение её в ереси, — следом за ним вышел из-за стола Никола Миди.

— Однако всё это не будет иметь успеха до тех, пор пока мы не добьёмся от неё отречения. Процесс мы можем проводить при закрытых дверях; но в народе ходит мнение, что она божья посланница, поэтому публично мы её сжечь не сможем, а тайно — не имеет смысла! — вставил соображение Луазеллер.

— Значит, надо дать ей понять, что она на пути ереси и заставить её отречься от свидания со святыми! — повернулся к нему Бопер.

— А если применить инструменты? — предложил Руссель.

— Не годится, — отрезал Кошон. — Рано или поздно это станет известно в городе. Она может сказать об этом прилюдно в день вынесения приговора, тем более, что это будет видно и так. В этом деле без следов не обойтись.

— А если дело повернуть так: не применяя к ней пыток, пустить в городе слух, что мы её пытаем и морим голодом, а она — ведьма — несмотря ни на что, жива, здорова и полна сил. Всё ей нипочём! — предложил Мессе.

— Нет, это слишком сложно, нас могут неверно понять! — отверг его Лемэтр. — Да и не следует нам бросать на себя тень. И потом, ведь мы же условились и должны чётко придерживаться одной линии, что она не ведьма, а еретичка. Иначе мы сами запутаемся и проиграем.

— Но я сильно сомневаюсь, что нам удастся миром добиться от неё отречения, — усомнился де Курсель.

— Это почему же? — повернулся к нему Лафонтен.

— Да потому, что она искренна, — молвил мэтр де Курсель.

— Вы хотите сказать, что она действительно виделась со святыми? — спросил Эстиве.

— Если — нет, то что же вы имеете в виду? — остановился перед ним Кошон — Может быть, она не вполне нормальная?

— Да! — поднялся де Курсель. — Именно так — ненормальная! Или с ней кто-то пошутил, зная её фанатичную веру в Бога.

— Так давайте объясним ей, что она заблуждается! — предложил пристав.

— Что вы такое говорите, брат Мессе? Объяснить ей, что святых нет и не может быть, потому что нет Бога? Так что ли? — засмеялся Кошон. — Не-е-е-т, это не годится.

— А я предлагаю не разрушать у неё иллюзию свидания со святыми, а с толком использовать её! — Лемэтр откинулся на спинку стула.

— Предложение интересное, но как это вы себе представляете? — подошёл к нему с вопросом Кошон.

— Именно их голоса и должны помочь нам вырвать у неё отречение. Вы помните: она сказала, что их голоса были очень красивы и ласковы. Я ещё спросил, помнит ли их она? А она ответила, что часто вспоминает их, мысленно советуется с ними, им они ей отвечают.

— Ну и что, брат Лемэтр? — спросил инквизитора Эстиве.